Ничем не интересуюсь, но всё знаю - Виктория Токарева Страница 29

Сын Миша вырос и влюбился в эфиопку. Черная девушка – вылитая Софи Лорен, только молодая. Она родила сыночка. Назвали Патрик.

Патрик – мулатик, кофе с молоком. Глаза – черные сливы. Волосы – мелким барашком.

Когда Патрик подрос до трех лет, Ираклий стал брать его на прогулку. Патрик сидел на плечах, держался ручками за голову дедушки. Ираклий обмирал от любви к своему внуку – хорошенькому, как игрушка.

Ираклию в ту пору исполнилось пятьдесят лет. Пятьдесят для грузина не возраст. Практически расцвет.

Началась перестройка. Девяностые годы.

Страна зависла перед телевизором. Все слушали правду про свою жизнь, о которой не имели представления.

Писатели плюнули на ВААП (агентство по авторским правам) и стали вести свои дела самостоятельно.

Я заключила договор со швейцарским издательством «Диогенес», которое купило у меня мировые права. Издатель и его жена проявили ко мне большой интерес. Почему? Потому что Швейцария – это комфортное болото. У них семьсот лет не было войны, им скучно. А я – представитель неведомой им России, где холодно, по улицам ходят медведи, а шубы шьют из коров.

Я стала бывать в Цюрихе. Останавливалась в отеле «Европа» – самый центр, все рядом.

Мне очень нравились трамвайчики Цюриха – деревянные сиденья с подогревом, исключительно одноместные. Рядом никто не плюхается. Со временем в Цюрихе решили прорыть метро, но все жители запротестовали: «Не хотим метро, оставьте нам наши трамвайчики». И оставили.

Жена издателя присылала мне в отель цветы. Я жила как примадонна: интервью, устрицы на обед, обувь «Мефисто», Цюрихское озеро, успех, деньги. Счастье, вот оно!

Однажды я увидела в отеле Ираклия Квирикадзе. Он тоже поселился в «Европе» вместе с Наной.

В Цюрихе – мое издательство, а что делает здесь Ираклий Квирикадзе?

Оказывается, Ираклий писал сценарий для швейцарского режиссера. Ираклий – человек мира. Он работает везде и везде востребован. Он – богатый человек. У него несколько квартир по всему земному шару. Ираклий – талантливый, богатый и красивый. Мечта.

Нана Джорджадзе уже тогда сняла фильм и была вполне самостоятельная творческая единица, независимая от Ираклия.

Мы вместе прошлись по магазинам. Нана избегала дорогие бутики. Зачем тратить большие деньги на одежду, которая все равно выходит из моды и надоедает. Лучшее украшение – хорошая фигура, которая имелась у Наны в наличии.

В тот приезд я была озабочена поиском сумки для своей дочери. Мы втроем – я, Ираклий и Нана – зашли в магазин «Шанель». Мне приглянулась красная сумка, буквально бросилась в глаза.

– Сколько стоит? – спросила Нана по-немецки. Она в совершенстве владела тремя языками, не считая русского и грузинского.

– Пять тысяч евро, – ответила продавщица.

Нана перевела.

– Она что, с интимными услугами? – спросила я.

– Сумка ручной работы, – объяснила Нана. – Ее шьют руками.

– А какая мне разница, чем ее шьют, руками или машиной?

– Ручной труд ценится, – сказала Нана. – От сумки идет другая энергетика.

В конце концов Нана нашла то, что надо. У нее был глаз-алмаз.

Я любовалась этой парой – Наной и Ираклием. Мне захотелось познакомить их с моим издателем. Похвастать ими: вот какие у меня друзья, вот какие мы, русские…

Россия и Грузия, очень давно существовали в одной империи, и русская культура, несомненно, влияла и доминировала. Но не поглотила. Грузинский дух перешибить невозможно, так же как и грузинский акцент.

Все новое, что совершалось в кино, я узнавала на фестивале «Кинотавр», который проходил в Сочи. Меня приглашали каждый год в качестве участника или гостя. Фестиваль шумел в гостинице «Жемчужина», на берегу моря. Каждый день просмотры, новые имена, ярмарка тщеславия, суета сует, банкеты, романы, музыкальный грохот в окна до пяти часов утра. Хорошо!

Устроители «Кинотавра» приглашали местную молодежь для обслуживания фестиваля: официанты, водители, продавцы всего и вся.

Официанты были шустрые. Попадались жиголо, платные любовники, которые пытались заработать на сезонной работе.

«Кинотавр» – целая империя с расслоением общества на классы.

Класс А: кинозвезды, продюсеры, режиссеры, гости фестиваля. Их кормили в ресторане на последнем этаже.

Класс В: журналисты и критики. Их кормили на втором этаже. Меню – как в рабочих столовых.

И был класс С: обслуга. Их не кормили вовсе. Поработали и ушли домой.

Однажды я увидела в коридоре цветочницу. Она шла с небольшой корзиной роз, которая висела на сгибе ее тонкой руки. На голове были наушники, но, когда девушка подошла ближе, я увидела, что это не наушники, а прическа, которую она заимствовала со старинных портретов: лакированная черная головка, прямой пробор и два бублика на ушах. Я подумала: какая не простая девушка, интересуется живописью. В ее возрасте и в курортном городе это было неожиданно. И то, что она продавала не бижутерию, а живые цветы, дополняло образ.

Я подошла и купила у нее розы. Спросила:

– Как тебя зовут?

– Тамара, – сказала цветочница.

Это имя не подходило девушке, было слишком простым для нее. Ей бы подошли имена Анна-Мария, Аэлита.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать, – ответила Тамара.

– Молодец.

Я не люблю розы с растяжением цвета. Мне нравятся однотонные.

В номере я поставила цветы в воду, и сразу что-то изменилось. Красота цветов кратковременна, и именно бренность красоты создает в душе восторг и печаль.

Я заснула под грохот дурной музыки. Под моими окнами работал ресторан.

На фестивале появился Ираклий Квирикадзе. Он опоздал на пару дней, и его не было на открытии.

В этот год лидировал фильм «Старухи». Это была первая картина режиссера Гены Сидорова. Фильм получил приз за дебют и главный приз за режиссуру.

Гену Сидорова я знала и прежде, но не догадывалась, что в глубине этого смешного и простоватого парня прячется такой светлый талант.

Содержание фильма: глухая деревня. В ней живут восемь брошенных старух. Может, шесть. Все матерятся открытым текстом. В деревню из горячей точки приезжает семья таджиков. Таджики начинают возрождать забытый угол. Строят электростанцию своими руками. В деревне появляется свет. Рождается ребенок.

Общий пафос фильма: слияние двух культур и двух религий обогащает людей. И даже спасает. Гена Сидоров сумел донести глубокую и очень своевременную мысль.

В конце фильма раздается музыка. Танцует юная таджичка, почти девочка. Зал рыдает.

Приз за лучшую мужскую роль второго плана получил Ваня-дурачок. Его играет артист-даун, приглашенный из театра «Простодушные». Этого артиста зовут Коля. Он из профессорской семьи. Отец и мать – интеллектуалы, влюбленные в своего больного мальчика. Они не стали рожать второго ребенка, а все свои силы вложили в этого. И многого достигли.