Рутина - Евгений Алехин Страница 29

– Так, не трогай за больное, – сказал Сжигатель. – Я специально родился так, в этот день, чтобы замаскироваться. Выставил певца Децла пешкой. Работаю под прикрытием.

– Да вы, походу, близнецы – гениальный поэт и гениальный прозаик!

– Завязывай.

Мы чокнулись, выпили и взяли еще.

Я шел по трассе часа два и пытался заставить себя начать голосовать. Рука меня не слушалась, я не мог ее вскинуть. Каждый раз я говорил: нет, пройду еще полкилометра, найду удобное место и там вытяну руку. Но не мог. Непонятно, отчего меня так сковало. Робость от гордыни, говорил я себе. Считаешь себя принцессой, ждешь, пока мир сам протянет тебе руку. Шел, и ничего не происходило. Была хорошая теплая и светлая ночь. Наконец, рядом затормозила «Нива», человек оттуда спросил:

– Ты далеко собрался?

– В Москву.

Человек открыл дверь, и я сел.

– И давно так идешь?

– Да я что-то стеснялся руку поднять. Ждал, когда наступит утро… Неловко как-то в ночи голосовать.

Он подумал, посмотрел на дорогу.

– Мир не без добрых людей, – сказал человек. Он, видимо, ждал ответа. Я сказал:

– Золотые слова.

Два часа я ехал с ним, и он за это время рассказал всю свою жизнь, которая складывалась правильно, потому что этот человек старался поступать по совести. Потом ему нужно было сворачивать в одну из деревень, и я снова пошел вдоль дороги. Опять то же самое – не мог поднять руку. Уже было утро, но смелости это мне не придало. Я же плохо выгляжу, думал. После тяжелейшей трудовой недели, еще вечерняя пьянка и бессонная ночь. Наверняка я бледный и глаза бешеные. Начну голосовать и всех перепугаю. Так я себя накручивал.

Остановился хачик на «шестерке» и сказал:

– Братан, садись, подвезу.

С ним я проехал еще пару часов. Он сказал, что ему надоела музыка, которая у него есть, и спросил, есть ли у меня плеер.

– Если у тебя есть миниджек на миниджек, – ответил я, – можно включить мое музло.

В этой «шестерке» была на удивление хорошая магнитола и даже возможность подключить внешний источник звука. Скоро мы гнали под «Фугази» и «Гад из эн астронавт». Я приходил в себя.

– Нормальная музыка! – сказал хачик.

– Рад, что ты оценил.

Он высадил меня на заправке, я спросил, нужно ли накинуть ему на бензин, но он отказался, поблагодарил меня за музыку и разговор и свернул с трассы. Я зашел в кафе съесть пирожок и выпить чай. За соседним столиком сидел парень на вид моего возраста или чуть старше. Из его телефонного разговора я понял, что он едет в Москву. Он отложил трубку и допивал кофе.

Все, давай, сказал я себе. Попроси его подвезти тебя, Женя. Ничего страшного в этом нет. Если у него есть причина отказать, он откажет, но, скорее всего, согласится. Я встал и сразу вспотел. Голова у меня кружилась. С детства испытываю эту проблему: тяжело даже в очереди место занять, тяжело спросить что-то в окошке «Справка».

– Простите. Я услышал, что вы едете в Москву. Можете меня подбросить?

Парень оглядел меня с ног до головы и сказал:

– Щас я сделаю звонок и скажу.

Он вышел из кафе, а я сел обратно. Прошло минут десять. Я доел и допил. Меня так расслабило после этого преодоления собственной робости, что я не думал ни о чем. Решил, что он уехал, а сам тупил, смотрел полусон. Но он не забыл обо мне, нет. Парень заглянул обратно в кафе, нашел меня взглядом и свистнул:

– Ты где, салага?! Поехали.

Мы ехали в новеньком «Лексусе». Парень специально ездил в Петербург за ним, где купил новенький в какой-то особой американской сборке и теперь перегонял в Новокузнецк.

– Там живешь, что ли? – спросил я.

– Да, знаешь такой город?

– Я из Кемерова.

– Ничего себе! Зема.

Я зиганул и сказал:

– Кузбасс! Кузбасс! – хлопнул четыре раза и через паузу еще два.

Он сказал, что ему надо заехать в Тверь на несколько часов, но он забросит меня на вокзал, оттуда я быстро доеду на электричке до Москвы или, если захочу, на автобусе. А если вдруг возникнет желание сорваться домой, в родную Сибирь, через полстраны, то он может оставить свой номер и назавтра подобрать меня в Москве. Конечно, я испытал романтический трепет, но все-таки отказался. Работа, музыка, книга, Сигита, мир, который я выстраивал в Петербурге и на заливе, – все это не стоило бросать ради порыва прокатиться домой и свалиться папе на голову без денег и определенной цели.

– Нет, к сожалению, есть другие дела. Но спасибо за приглашение.

– Правильно. Скоро опять кризис накроет, работай, пока работается.

Михаил Енотов сильно заболел. Я застал его лежащим под одеялом в полубреду. Альбина как могла ухаживала за ним. Сам я тоже был обессилен и решил, что в понедельник пропущу работу, чтобы успеть записать голос. Я созвонился с Женей и объяснил ему, что приеду во вторник. Сейчас, остаток воскресенья, я подумал просто выпить с Лемом и уже собирался пойти к нему, но Михаил Енотов сказал:

– Лучше позови его сюда.

Альбина спросила, уверен ли он, что это правильно. Ему же нужен покой.

– Пусть лучше Женя прочитает мне «ночных грузчиков».

Пришел Лем, посмотрел на Михаила Енотова и сказал со знанием дела:

– Ему надо молока с маслом! Куриного бульона ему надо. Но он же теперь отказывается – веганом стал.

– Прауд ту би виган! – сказал Михаил Енотов из своего угла.

Приехала Сигита от мамы, и я устроил выставку достижений: начал зачитывать им тексты каждого нового трека под музыку, делая пометки «это мой куплет», «это куплет Михаила Енотова».

– Уже лучше, – сказал Лем. – Если на прошлом альбоме я думал, что где-то Стасик недотягивает до Жени, здесь же – оба молодцы, и где-то мне нравится больше один, а где-то другой.

– Великий будет альбом, – сказал Михаил Енотов.

Мы вышли покурить с Лемом.

– Вот Альбина расстраивается, – пожаловался Лем. – Она тут с ним бегает уже три дня, пытается заботиться о нем, чуть ли не горшок носит. А ты приехал, стихи прочитал, и у него сразу настроение поднялось, оклемался. Она ревнует.

Поздним вечером Михаилу Енотову стало хуже, температура еще подскочила, и ему вызвали скорую. Оказалось, что у него какая-то инфекция в горле, и надо было оперировать. Его увезли в инфекционную больницу, а у меня случилась самая дурная и глупая ссора с Сигитой. Мы уже оба были пьяные, хотя она почти не пила – наверное, мое опьянение передалось ей. Не знаю, как все началось. Наверное, я просто устал и начал капризничать, а ей не удалось сменить вектор. Я обвинял ее в том, что она больше не испытывает ко мне страсти, в том, что она ничего не хочет делать, чтобы быть со мной, в том, что она ни разу не приехала в Петербург, хотя собиралась. Ох, я даже мелочно вспомнил ей один сценарный этюд, который она у меня забрала – идею, которую она выдала в учебе за свою. Даже ведь не спросила разрешения! Понесла показать мой этюд в таком виде, недоработанный, недозревший, показала учителям, тем самым загубив.