Клиническая ординаДура - Андрей Шляхов Страница 29

Самый важный вопрос пациент задал в конце.

— А можно ли перевести меня в отдельную палату? — спросил он, недовольно оглядываясь по сторонам. — У вас же непременно должны быть такие палаты, или я ошибаюсь?

Мужики, лежавшие на трех соседних койках, синхронно сделали морды кирпичами — вот гнида какая, наше общество ему не по душе!

— Отдельных палат у нас нет, — Саша постарался, чтобы его ответ прозвучал не казенно, а сочувственно. — Есть одна двухместная мужская палата, которую при желании можно превратить в одноместную, но это во власти заведующего отделением. Спросите у него.

В двухместной палате сейчас лежали два вип-пациента — доцент кафедры оперативной хирургии РУДС и отец местного главы управы. При таком раскладе журналисту отдельная палата никак не светила. Оно и хорошо — пускай Максим Семенович сам ему это объяснит.

Саша использовал любую возможность, позволявшую досадить своим недругам, причем старался использовать так, чтобы к нему лично не было бы претензий. Обещание, данное родителям, надо было выполнять неукоснительно. Саша чувствовал себя Штирлицем, которого окружали влиятельные враги. Игра придавала скучной ординаторской жизни пикантность и помогала реанимировать самоуважение. Вы вынудили меня переступить через себя, через свои убеждения? Получайте то, что заслужили!

— Я отблагодарю, — веско и значительно сказал пациент.

— Я мзды не беру, — парировал Саша, опустив «мне за державу обидно».

За державу, в которой была такая ординатура ему было обидно до слез, но пациент Марат Алексеевич Гришечкин к этому никакого отношения не имел.

— Вы не так меня поняли, — вскинулся пациент, — я имел в виду совсем другое. По итогам моего лечения в вашей больнице я собираюсь написать материал. Честный, объективный материал. И от вас зависит, каким он будет. Полечите хорошо — напишу хорошее. Или наоборот…

Если бы дело было бы в тюремной камере, то Саша не дал бы за жизнь Журналиста и пяти копеек. Сокамерники… пардон — соседи по палате, смотрели на новичка волчьими тамбовскими взглядами. Но больничная палата это вам не тюремная камера. Здесь все проще и безопаснее. Однако, спокойствия Марату Алексеевичу не будет, это однозначно. Затравят его соседи, как пить дать затравят. Интересно, как он станет выкручиваться?

Журналист попытался выкрутиться изящно. Когда Саша пришел к нему вместе с заведующим отделением, он словно бы между делом спросил, давно ли Александр Михайлович окончил институт.

— В этом году, — ответил Саша и добавил уже от себя: — В Туле.

Заведующий отделением недовольно покосился на Сашу, но ничего не сказал. А что оно мог сказать в ответ на чистую правду из биографии ординатора Пряникова.

Журналист многозначительно хмыкнул и так же многозначительно посмотрел на Максима Семеновича. Во взгляде явственно читалась просьба: «Добрый дяденька заведующий, дай мне другого лечащего врача».

Максим Семенович Цаплин всячески старался угодить пациентам (и не без выгоды для себя, но это отдельная тема), но был у него пунктик — он не любил «шатаний-метаний». Этим термином Максим Семенович называл переход пациентов от одного врача к другому. К кому положили — у того и лечись! Мало ли, что в законе о праве выбора написано… Если все пациенты начнут выбирать себе врачей, то персонал от постоянных переводов из палаты в палату с ума сойдет! Опять же, особо одаренные личности могут менять врачей через два дня на третий. Как вы будете контролировать лечебный процесс при такой неэволюционной изменчивости? Кто будет нести ответственность за исход лечебного процесса? Врачи станут кивать друг на друга — «ой, да что вы ко мне пристали, ведь в мою палату его только вчера перевели». Нет уж, куда положили, там и лечись! Точка — и ша!

— Александр Михайлович, несмотря на свою молодость, очень знающий и квалифицированный врач…

Саша пожалел, что не снимает этот момент на камеру. Такие слова! И от кого? От заведующего кардиологией, который его ни в грош не ставил… О, как чудесен этот расчудесно-чудесатый мир!

— В отношении его компетенции вы можете быть абсолютно спокойным. А, кроме того, я контролирую все, что происходит в моем отделении…

Сашина школьная русичка Людмила Сергеевна убила бы за фразу «в отношении его компетенции вы можете быть абсолютно спокойным». Но доцент одной из самых передовых кафедр Российского университета демократического сотрудничества и, по совместительству, заведующий кардиологическим отделением в одной из самых передовых московских больниц, выдавал и не такие перлы. Когда сотрудники пытались убедить Максима Семеновича в том, с чем он был категорически не согласен, Максим Семенович говорил: «не надо пихать мне невпихуемое». А если кто-то из подчиненных огорчал Максима Семеновича, то слышал: «я как бы был на позитиве, а вы доставили мне негатив». О времена, о нравы, о лексика… Но на общем фоне — ничего удивительного. Сам без пяти минут академик Манасеин говорил слушателям на лекциях: «Положьте ваши телефоны и слушайте сюда». Услышав это в первый раз, Саша подумал, что заведующий кафедрой шутит, имитирует суржик для того, чтобы привлечь внимание аудитории. После нескольких повторений стало ясно, что шутками тут и не пахнет… Ложьте сюда! Хорошо еще, что не «сюды» и не «сюдой». И то хлеб.

На следующий день Журналист долго объяснял Саше, что он ничего против него не имеет, и вообще вопрос о переводе к другому врачу был «поднят» не им, а заведующим… И так далее, и тому подобное.

— Да не волнуйтесь вы, я все понимаю, — сказал Саша. — Желание лечиться у опытного врача естественно и логично. Опыт — это такое качество, которое ничем не заменишь.

Ерничал, конечно. Говорил «которое ничем не заменишь», а сам вспоминал любимую отцовскую присказку: «можно всю жизнь есть картошку, но так и не стать ботаником». Однако Журналист принял Сашины слова за чистую монету и, как выражался заведующий отделением, «проникся к нему расположением». Оно и славно — с такими сложными людьми лучше жить в мире и дружбе.

Мужчина сорока трех лет со впервые возникшей стенокардией, да вдобавок к тому москвич и интеллигент просто не мог ускользнуть от внимания доцента Кармановой. Проживание в Москве было великим преимуществом для участия в клиническом исследовании, потому что с москвичом проще работать, чем с саратовцем или рязанцем. Москвичу проще приезжать на осмотры, а если он не может приехать, то исследователь посетит его на дому или в стационаре… Интеллигентные люди лучше понимают суть и цели клинического исследования, чем необразованные. Короче говоря, Журналист был идеальным кандидатом в участники клинического исследования препарата сазонал, предназначенного для лечения ишемической болезни сердца в начальной стадии.

Инна Юрьевна была «ну о-о-очень занятым человеком», поэтому на обрабатывание участников много времени тратить не могла. Проговаривала скороговоркой свое обычное «уникальная возможность… новейший препарат… необыкновенные результаты» и бежала дальше, оставив на тумбочке два экземпляра договора о проведении клинического исследования.