Наших бьют! Кровавый спорт, американская доктрина и водоворот тупости - Хантер С. Томпсон Страница 28

Прошлым вечером мне позвонил из Франции Джонни Депп и спросил, что я знаю об Усаме бен Ладене.

— Ничего, — ответил я, — совершенно ничего. Он призрак, вот и все, что мне известно. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что я в ужасе! — воскликнул он. — Вся Франция в ужасе от этого бен Ладена. Я сегодня был в американском посольстве, так они поймали там каких-то террористов, собиравшихся его взорвать. Я задергался, рванул в аэропорт и узнал, что мой рейс отменили. Отменили все рейсы в США! Люди с ума посходили от страха.

— Добро пожаловать в наш клуб! — ответил я ему. — Тут у нас уже почти все слетели с катушек.

— Ладно, бог с этим, — продолжил он. — Как сыграли «Джетс» против «Колтс»?

— А игры не было. Все спортивные мероприятия отменили — даже футбол в ночь на понедельник!

— Нет! — вскричал Джонни. — Не может быть! На моей памяти такого никогда не было! А что на фондовой бирже?

— Ничего. Закрыта на шесть дней.

— О боги, — пробормотал он. — Ни футбола, ни фондовой биржи — это серьезно.

Тут я услышал, как гремит затвор моего бака для бензина, выскочил с ружьем наружу и пальнул из обоих стволов в темноту. «Крысы! — подумал я. — Снесу им на хрен башки! Это война!» Я стрельнул еще раз в направлении бака и пошел внутрь перезарядить ружье.

— Ты чего там палишь? — прокричала из окна Анита. — В кого?

— Во врага! — ответил я хрипло. — Кто-то повадился сливать у нас бензин.

— Ерунда! — откликнулась она. — Бак с июня стоит пустой. Ты, наверное, подстрелил павлина.

Утром я пошел к баку и обнаружил там расклеванный птицами шланг и парочку мертвых павлинов.

«Ну и что? — подумал я. — Что сейчас важнее — мой драгоценный бензин или жизнь каких-то глупых птиц?»

Все так, но Нью-Йоркская фондовая биржа открывалась через 13 минут, и я приготовился: сейчас что-то начнется. Скоро дело будет доведено до логического конца, и это может оказаться тяжело. Пришло время крепиться. Масло льется в огонь. Кто знает, что теперь будет?

У меня не спрашивайте. Я поэтому и живу здесь, в горах, с флагом над крыльцом и Вагнером, оглушительно грохочущим из колонок. Тут мне хорошо, и у меня много чего припасено. Как говорится, на все божья воля, потому-то я и стреляю в темноту по всему, что движется. Рано или поздно я пристрелю какого-нибудь злодея и не испытаю ни малейших угрызений совести. Может, даже это окажется сам Усама бен Ладен — кто знает? И где теперь Адольф Гитлер, когда он, наконец, так нам нужен? Плохо дело, когда надо вести войну неизвестно против кого.

В такие времена, как сейчас, когда военные барабаны и горны зовут на битву, я вспоминаю Винса Ломбарди ^[71] и думаю, как бы он повел себя. Старый добрый Винс! Он был фанатиком победы любой ценой, неутолимо жаждавший ее, — так говорил он сам или так гласит легенда о нем, но тут уместно будет заметить, что, учитывая все выигрыши и проигрыши, его результат не входит даже в десятку лучших в НФЛ.

Нет, честь быть лучшим принадлежит Джорджу Сейферту, который принял «49-х» на пике их формы и выиграл Суперкубок в первый же год своей тренерской карьеры. В последующие три года процент его выигрышей составил 75. Затем он ушел из спорта и занялся рыбалкой. Это был хороший карьерный ход.

А «Сан-Франциско Форти Найнерс» потерпели после этого крах. Видеть это было ужасно. Билл Уолш уехал в Стэнфорд, Джо Монтана — в Канзас-Сити, а владельца клуба арестовали за попытку подкупить запредельно подлого губернатора Луизианы, который успешно доказал, что предложить ему взятку — преступление, а вот в том, что он принял ее, ничего преступного нет.

Звучит довольно сомнительно, но в Луизиане сработало. Сам губернатор Эдвин Эдвардс прошелся по этому поводу, жизнерадостно заявив, что закон ему не страшен, пока его «не застанут в постели с живым мальчиком или с мертвой девочкой».

Добрый старый Эдвин! В свое время он дарил нам немало радости, но теперь сидит в федеральной тюрьме за мошенничество — по крайней мере так говорят, хотя кто знает, где он на самом деле. Этот скользкий мелкий жулик может в этот самый момент сидеть на корточках где-нибудь в соляной пещере под Кабулом, переодетый в малолетнюю шлюху, в компании, к примеру, Усамы бен Ладена.

Ох ты! Возможно, сейчас не лучшее время для таких шуточек. Америка в состоянии войны, как сказал президент Буш, и я ловлю его на слове. А еще он сказал, что война может затянуться «очень надолго».

Генералы и слушатели военных академий скажут вам, что восемь или десять лет — не такой уж долгий срок в историческом плане, и это, без сомнения, правда, но история также учит нас тому, что десять лет военного положения и экономики военного времени — это целая вечность для тех, кому сейчас двадцать. Бедолаги навечно останутся в истории как поколение Z — первое поколение американцев, обреченное жить хуже, чем их родители.

Все это очень плохие новости, и нужно время, чтобы их осознать. Те 22 младенца, что родились в Нью-Йорке, пока пылал и рушился Всемирный торговый центр, уже никогда не узнают, что они потеряли. В сравнении с тем, что нас ожидает, вторая половина XX века покажется разгульной вечеринкой богатеньких ребятишек. Конец гулянке, ребята! Для верноподданных американцев пришло время жертвовать собой. Жертвовать. Жертвовать. Это слово входит в моду в Вашингтоне. Но что оно значит, по-прежнему не вполне ясно.

Уинстон Черчилль как-то сказал: «Первой жертвой войны всегда становится правда». Ему же принадлежат и такие слова: «В военное время правда столь драгоценна, что ее должны охранять караулы лжи».

Но эта мудрость, возможно, не так уж понравится детям, родившимся за последнюю неделю. Ведь первыми новостями, с которыми они познакомятся в этом мире, будут новости, прошедшие военную цензуру. Обычное дело в военное время, так же как и масштабные кампании по распространению преднамеренной дезинформации, и это делает невыносимой жизнь тех, кто ценит настоящие новости. Вот что имел в виду Черчилль, когда говорил, что первой жертвой войны становится правда.