Приют для списанных пилотов - Валерий Хайрюзов Страница 28

Из темноты появляется человек, шепотом передается команда, и мужчины уходят от костра на баррикады. Руководит ополченцами бывший заместитель командира дивизии полковник Алексей Ключников. Узнав об указе Ельцина, приехал сюда из Минска. У него было все: семья, квартира, дача, машина. Казалось бы, сиди дома, наслаждайся жизнью, но он приехал и сразу взялся за дело. Его стараниями было организовано круглосуточное дежурство, укреплены баррикады, налажено взаимодействие между отрядами. Глядя на его ладную фигуру, на то, как он отдает приказания, я думал: нет, пока есть такие люди, Россия не потеряна.

Внутри Дома, кроме депутатов, остались технический персонал, аппарат. В фойе расположились журналисты. Все имели возможность уйти. Казалось, а им какой резон подставлять головы под пули? Но одних удерживало желание видеть все своими глазами, других — совесть. До сих пор вспоминаю, как на площади возле Дома Советов между костров стояла в своем бордовом плаще наш бухгалтер Светлана Симонова. Рядом, поглядывая по сторонам, о чем-то переговаривались Людмила Прохоренко, Алла Аджигитова, Лариса Ткаченко…

Питались бутербродами, запивая минеральной водой. Повара — те и здесь нашли выход, начали варить сосиски на кострах. Мой земляк Леня Крестьянинов наловчился обжаривать на огне сырых кур. Только им известными тропами ходили на волю мальчишки, приносили новости. Ах, люди, люди, укоротить бы вам языки! Похвастались журналистам: вот, мол, какие у нас помощники, — и мальчишки были пойманы. Находились и другие пути. Женщины из аппарата Верховного Совета, хорошо зная повадки столичной милиции, проходили сквозь кордоны, откупаясь бутылкой водки, пачкой сигарет. Ходить стали реже, когда узнали, что забит до смерти работающий в Белом доме слесарь. Он шел из дома подменить товарища. Его остановили, затащили в автобус…

Однажды вечером в столовой я встретил похожего на цыганенка мальчишку лет четырнадцати — посыльного с казачьей заставы. Его послал сотник за хлебом. Но хлеба в столовой не было, шли двенадцатые сутки осады. Поглядывая на расстроенного большеглазого мальчугана, я вдруг вспомнил себя такого же, готового отозваться на любую просьбу — найти, разыскать, вынуть из-под земли, но выполнить приказание.

Я подошел к пареньку и сказал, что у меня есть хлеб. Буквально накануне меня позвал к себе Александр Соколов и выдал гуманитарную помощь: несколько батонов и кулек дешевых конфет на всю нашу комиссию. Десятый съезд народных депутатов назначил Соколова ответственным за пропаганду и агитацию. Через него же осуществлялась связь с прессой. Но этого ему показалось недостаточно. Уже по собственной инициативе Александр попросил своих земляков, подмосковных фермеров, привезти в Дом Советов продукты, которые он и раздавал последним защитникам Советской власти. По темным коридорам, натыкаясь на выставленные у дверей металлические сейфы, мы прошли в кабинет. Я вытащил пару батонов, протянул мальчишке.

— Нет, нам этого много, — солидно проговорил мальчишка. — Давайте пополам, вам тоже надо, — и протянул металлические деньги.

— Оставь себе, — сказал я. — Потом сочтемся. После победы.

— А скажите, наши полки придут? — В голосе паренька мелькнула затаенная надежда.

Я понял: там, в самой отдаленной точке от Белого дома, откуда пришел мальчишка, тот же вопрос. Где армия? Неужели она не понимает, на чьей стороне правда? Мальчишка спрашивал еще и потому, что я был из этого дома и, по их мнению, знал гораздо больше, чем они, сидящие в крытом фанерой и прочим попавшим под руку хламом окопчике с гордой надписью «Казачья застава».

Все возлагали свои последние надежды на армию, по старой привычке считая ее своей. Но откуда было знать, что в ней, как и во всем обществе, шли те же процессы; в армейской среде тон задавали распухшие и разжиревшие после Афганистана и распродаж армейского имущества в Германии барыги в форме. На любое обращение к армии они выдвигали свое безотказное в любых случаях условие — кто не кормит свою армию, тот будет кормить чужую.