Удар молнии. Дневник Карсона Филлипса - Крис Колфер Страница 28

Ладно уж, на безрыбье и рак рыба. По крайней мере, это придаст моему журналу этнической изюминки – весьма фальшивой этнической изюминки из очень и очень белого винограда, но придаст ведь.

Я ждал, что Клэр принесет работу последней. Поошивается немного вокруг, чтобы проверить, кто еще сдал, и только потом сдаст сама. И, разумеется, мое предсказание в точности сбылось.

Мисс Ханжа зашла в класс журналистики сегодня в четверть пятого.

– Наше вам! – поприветствовал я ее.

– Вот моя статья для журнала, – сказала Клэр.

– Чудно! – ответил я. – Про контрацепцию?

Ладно, согласен, дешевенькая вышла шутка, но я не удержался. И, видимо, задел Клэр за живое – она вспылила.

– Знаешь что? – рявкнула Клэр. – Очень здорово, наверное, планировать, как ты выберешься отсюда в большой мир, но кто-то из нас, между прочим, так не сумеет! Кто-то застрял здесь и вынужден выжимать из такой жизни все, что можно! Так что прости уж, что я хочу повеселиться в свой выпускной год. Может, больше никогда уже не придется.

Получилось театрально и метко. Видно было, что Клэр уже репетировала эту речь, но сомневаюсь, что для меня. Наверное, она говорила это самой себе.

Она попыталась выбежать из класса, и стоило ее отпустить, но мне, наверное, из-за всех этих нервов в последнее время очень хотелось с кем-нибудь поспорить.

– И почему же ты не можешь уехать? – спросил я прежде, чем она вышла. – Почему ты здесь застряла?

Она посмотрела на меня, но не нашлась что ответить. Ненавижу вспоминать прошлое, особенно то, что вспоминать стыдно, но на ум пришел один случай, важный для Клэр, будто все это время он был у меня в кармане.

– Второй класс. На уроке миссис Маккой мы ходили по комнате и говорили, кем хотим стать, когда вырастем. Я сказал, что хочу стать лауреатом Нобелевской премии, а ты…

– Балериной, – ответила Клэр. Я изумился тому, что она это помнит.

– И что тебе помешало? – спросил я.

Клэр задумалась.

– Меня подняли на смех, – ответила она наконец.

– Я над тобой не смеялся, – сказал я. Помню, мне хотелось засмеяться, но я сдержался. Наверное, уже тогда я понимал, что на свете мало найдется поступков бессердечнее, чем посмеяться над чужой мечтой.

Клэр снова замолчала. Я видел, что она думает о моих словах и злится. Худший страх Клэр – человек вроде меня в ее мыслях.

– Когда мы перестаем верить в себя? – спросил я. – В каком классе мы просто перестаем верить? Кто-то ведь должен быть лауреатом Нобелевской премии. Кто-то должен быть балериной. Так почему не мы?

Она выбежала из комнаты. На этот раз я не стал ей мешать.

– Не могу же я быть единственным, кто это понимает, – мрачно сказал я самому себе.

Молодежь и их мечты – как черепашки на пляже. Они вылупляются и должны доползти до воды раньше, чем их найдут птицы. Все мы стремимся к воде, но только немногим удается добраться до нее невредимыми. Жизнь налетает и уносит в своих когтях силы и веру, которая нами движет.

Как же я рад, что эта черепашка сумела спастись от птиц.

Ладно, знаете, как понять, что вы совсем свихнулись от усталости? Когда вы метафоры ради сравниваете себя с черепашкой! Господи, когда все это закончится, мне нужен будет отпуск!

Я перепечатаю статью Клэр на компьютер, литературный журнал будет официально завершен, и я стану гордым создателем Восьмого чуда света!

Ох и парочка недель выдалась, честное слово! Знай я заранее, что из-за этого журнала по самые уши закопаюсь в чужие проблемы, подумал бы дважды. Серьезно, когда я успел пойти в психотерапевты? Я этих уродов шантажировать должен, а не воспитывать.

Нет, они все еще могут пойти в лес, найти там самую острую палку и засунуть ее себе куда-нибудь поглубже, мне все равно… но в этом и дело – неужели мне теперь не все равно? Неужели я начинаю видеть в этих недоумках людей, а не злобных паразитов-кровососов? Неужели шантаж делает меня добрее?

Боже, надеюсь, что нет.