Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков Страница 28

От жареной баранины Маша не отказалась. Поела с аппетитом. Выпила также чашку чая с конфетами.

Хозяин часто выходил из-за стола, открывал на кухне окно, чтобы очистить помещение от спертого воздуха.

Примыкавшая к просторному залу одна часть комнаты была занавешена одеялом, там виднелась старинная кровать, накрытая лоскутным одеялом, другая часть комнаты терялась в неопределенном мраке.

На стенах, давным-давно обклеенных дешевыми обоями, висели в деревянных рамках репродукции натюрмортов. Они, видимо, достались новым жильцам от прежних. Машу поразил мужской портрет, висевший над диваном, близ широкой распахнутой двери. То был мужчина лет пятидесяти, в расцвете сил, в пиджаке с короткими рукавами, с тщательно причесанными волосами темно-русого цвета. Сулейман догадливо разъяснил Маше, что оставил портрет того человека, который, как ему сказали, срубил этот бревенчатый дом собственноручно.

Детишки в грязноватой одежде с взъерошенными волосами часто подходили к Маше, угощавшей их конфетами, и задавали ей всякие недетские вопросы: какая у нее фамилия, где работает, есть ли у нее своя легковая машина?

Сулейману не нравилось общение детей с чужим человеком. Не скрывая своего недовольства, он что-то проворчал сквозь зубы и прогнал их. Но через несколько минут ребятишки снова обхватили руку Маши. А она продолжала озорничать с ними: то пощекочет одного мальчугана за живот, то заставит другого отгадать, в какой руке лежит конфета.

В какую-то минуту взор Маши упал на Сулеймана. Тот смотрел на нее похотливыми глазами. Маша долго оставалась в недоумении, затем в ее душе созрело смутное чувство страха, и она встала из-за стола.

Анзор без всяких расспросов и возражений согласился уехать. Взял из рук Сулеймана крепкий мешок с мясными припасами, сунул его в багажник и сел за руль.

Машина рванула вперед, оставляя позади ребятишек, машущих руками, клубок дорожной пыли.

Проезжая полями, Маша невольно вспоминала хищный взгляд Сулеймана. И тотчас пожалела бабушку Надю, которая оставалась жить с ним бок о бок.

В кармане вновь зазвонил телефон. Это опять тревожилась мама.

Когда машина помчалась вдоль соснового бора, Маша подняла голову, чтобы рассмотреть, как в угрюмом величии высились перед ней кроны деревьев с красно-коричневыми стволами. Дорогу неожиданно перебежала лисица. Маша узнала ее по острой рыжей мордочке и шикарному опущенному хвосту. Из уст Анзора вырвался дикий крик удивления. Ему захотелось догнать зверя, но Маша положила руку на руль, запретив устраивать погоню… Лесная красавица пересекла дорогу, выскочила на ложбинку, а затем под свист Анзора устремилась вверх по овражку к берегу реки.

Встреча с лисой произвела на Машу ободряющее впечатление. Забыв про горький осадок от деревенских бесед, она попросила кавалера остановить машину и сказала, что наступила пора учить ее крутить баранку. На нее нахлынуло ребячество… Она не сразу запомнила разницу в педалях, жала на них, когда надо и не надо, путала. Мотор глох, затем ревел и снова замолкал. Анзор терпел. Подсказывал, напоминал… И когда видел ровное движение машины, поздравлял с удачей себя и ученицу. Правда, радость длилась недолго. Мотор вдруг снова издавал некий шум, скрежет, рев, и колеса замирали, как вкопанные. Тут уж на крик переходила Маша. Бранила машину, била ладошкой по плечам бестолкового учителя, швыряла в него ключи… Потом снова заводила машину и трогалась в путь.

Первые минуты причиняли ей ужасное расстройство. Сказывались и детские страхи… Однажды отец в экспедиции по тайге посадил ее рядом с водителем, дал порулить. Дорога шла по рытвинам и кочкам. В ту секунду, когда переднее колесо наехало на непредвиденное препятствие, Маша с испугу повернула руль не в ту сторону, и машина врезалась в елку. Криками от боли запомнилась та попытка порулить. Случай, вернее, маленькая мягкая ель спасла ездоков. Но в память надолго врезались и брань отца, и выступивший холодный пот на лбу водителя. С той поры отец не разрешал никому из семьи садиться за руль, особенно сторожил сына Максимку. У него сердце замирало, когда он видел, как тот забирался в машину…

Сегодня строгий отец не видел Машиной езды, потому не имел повода сокрушаться. Зато у Анзора глаза постоянно округлялись от ужаса, когда машина тормозила в полуметре от дерева или оврага с камнями. Маша, психанув на себя, выпрыгивала на улицу. Вставала у березы и стучала ладонью по ее стволу, вымещая тем самым на ни в чем неповинном дереве свою обиду. Успокоение приходило быстро. Анзор ждал в автомобиле, смеялся… Маша виновато смотрела, как в лесу стыдливо поникли некоторые белоствольные березы. Погладив одну из них в знак примирения, она вновь садилась за руль.

Больше всего ей нравился в этой ситуации хладнокровный характер Анзора. Он не кричал, не оскорблял, даже голоса не повышал. Прощал или не обращал внимания на все ее колкости. Даже самое малое неудобство, причиняемое ему, он переносил, как должное. Другой бы взорвался, прекратил езду, наговорил всяких гадостей. А этот упорно терпел её выходки. Щепетильнейшая учтивость не покидала его даже тогда, когда она обзывала его «тупым арбузом, которому надо учить вождению только медведей». Не изменила ему крепкая кавказская выдержка и когда машина влетела в кусты, поцарапав правый бок о твердые ветки деревьев.

Счастливой Маша вернулась домой. Ноги плясали. Ей хотелось как-то отблагодарить учителя за ту нежную заботу, какую обычно уделяют ребенку заботливые родители. Добрые слова чуть не вырвались из груди…

На дворе у подъезда она вдруг увидела скопление людей и полиции. В груди заколотилось сердце, губы будто онемели.

– Спасибо, Анзор, – смогла лишь вымолвить она, предчувствуя беду. – У нас что-то в доме стряслось. Смотри, там врач, кажется, ходит.

Подбежав к дому, она увидела брата Максима и сестру Галю с магнитофоном в руке. Человек пять окружили девушку в белом халате, с увесистой сумкой, привлекающей внимание наклейкой с красным крестом. Та громко объясняла, что ничего страшного с Иваном Никодимычем не произошло, просто поднялось высокое давление, ему сделали укол, и теперь он должен полежать.

Маша набросилась на сестру с расспросами. Вчера у Ивана Никодимыча произошла кража в квартире. Какой-то мерзавец вытащил из коробки все медали и ордена, полученные на разных фронтах войны. Украл и деньги, отложенные на издание книги про танкиста Колобанова. Больше ничего не взял. Даже не покусился на магнитофон, привезенный сыном в подарок и стоящий на виду на этажерке. По всей видимости, у воришки была одна цель – забрать фронтовые награды. В последнее время в газетах, как сказала Галя, участились публикации на тему грабежа у ветеранов войны их боевых орденов – они повысились в цене, на них появился спрос.

А жуткую пропажу обнаружил Иван Никодимыч лишь сегодняшним днем. К нему пришла Галя, как договаривались, взять материал для будущей книжки о герое-танкисте. В ходе разговора он полез в коробку, а там пустое дно. Вчера ордена лежали на месте. После похода в магазин за колбаской он остатки денег положил в коробку, потому видел там родные награды. Выходит, их украли либо во второй половине дня, либо ночью, когда он спал, но это было исключено, дверь никто не взламывал, отмычкой не открывал. А сегодня старик вообще из дома не выходил, готовился к встрече с журналисткой…