Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров Страница 28

Мне почти сорок, а зрение у меня стопроцентное. Стою под накрапывающим дождём и вижу их, идущих издалека. Две маленькие фигурки, одна из них чуть ли не подпрыгивает, вторая идёт неспешно. Демонстративно неспешно, я бы сказал. Если бы обе фигурки шли быстро, я бы стал ассоциировать себя с Будулаем. Помните, в конце фильма «Цыган»? Он, искалеченный, лежал на телеге и периодически поднимал голову, всматриваясь в даль. А они шли ему навстречу. Любимая женщина и сын. Одиннадцать десять на часах моих, встреча должна состояться десять минут назад, но я спокоен по этом поводу.

Я вообще сегодня с самого утра заставил себя быть спокойным, не поддаваться на провокации, ну и так далее.

Вижу, что она ещё похудела, стала симпатичнее. Я вдруг вспоминаю, как мы познакомились. Смешное это было знакомство, как и многое в моей жизни.

Лето 2001 года. Я, аспирант и начинающий радиоведущий, приехал погостить на несколько дней в Тамбов. Мы сидим на набережной, кафе «Парус» разбросало столики на песчаном берегу, дощатая танцплощадка врезалась в реку. Я и мои одноклассники – Саша Александров и Толя Минаев. Рядом с нами трётся какой-то фраерок в сером пиджачке, оказывая знаки внимания то мне, то Анатолию. К Анатолию он с уважением потому, что тот местная знаменитость, первый радиодиджей. Ко мне – потому, что по моему делу проходил один из положенцев Тамбовской области, у которого фраерок какое-то время бегал в «шестёрках».

Мы пили пиво и водку. Фраерок вдруг вскочил и сказал, что ему нужно кого-то встретить.

– Я скоро вернусь! – обещает он.

– Иди, – говорит Анатолий, – хочешь, возвращайся, хочешь – нет.

Мой друг по натуре ленив и не любит шумных компаний. А ещё, местная звезда, он откровенно устал от человеческого и женского внимания. Поэтому Анатолий рад, когда лишнее звено выпадает из дружеской цепи.

Но фраерок преклоняется перед Анатолием, судя по его взгляду, любая минута с тамбовским радиогуру для него – на вес золота.

– Я с девчонками вернусь! – уточняет он.

Оживляюсь. В Москве пока ещё женским полом не востребованный, год всего в столице, простой тамбовский парень, для тамбовских дев я могу представлять активный интерес – практически москвич!

– Возвращайся обязательно! – требую и даже постукиваю указательным пальцем по краю стола.

– Началось, – недовольно вздыхает Анатолий.

Он привёл их достаточно быстро, молодых и красивых, блондинку и брюнетку. Блондинкой оказалась Ирина. Они сели к нам, мы выпили водки. Осмелев, я неоднократно вытаскивал Ирину из-за стола и уводил к берегу. Там я целовал ей руки и рассказывал анекдоты…

…Когда они приблизились, я, ещё не успевший выпрыгнуть из ямы воспоминаний, спокойно, без всякого сарказма, произнёс:

– Привет, Ирина. Прости меня за мои грехи. Вольные и невольные…

Презрительно ухмыльнувшись, она выпустила руку сына, и он подошёл ко мне.

– В девять вечера здесь же, – сказала Ирина сухо, развернулась и ушла.

Да, она похудела. Фигура улавливается со спины.

– Папа! Ты чего?

– В смысле?

– Ну, что ты сказал такое?

– Прощения попросил. Сегодня Прощёное воскресенье. Положено просить друг у друга прощения и прощать.

– А-а-а, – протянул мой сын, – а я думаю: что это папа такое болтает?

Я беру Егора за руку. Рука без перчатки, прохладная рука.

Она не простит меня никогда. Я всё чаще и чаще думаю о ней. Этот мой кидок, он больно ударил по ней, конечно.

Наводи мосты, говорил поп.

Возвращайся, говорила Саша.

Что же я должен делать, чтобы вернуться, милые мои? В ногах валяться? Стоял я тут как-то на коленях. Не очень понравилось. А потом, если вдруг меня соизволят простить, всю жизнь я должен ходить виноватым, так?

Что же ты, думаю я. Ну сделай сама хоть один шаг навстречу! Шажочек.

Нет. Не сделает. Так и будет ненавидеть меня. Только вот что здесь, в этой злости? Какой у неё ствол? Любовь? Или, может, просто задетое самолюбие. Как это так? Ушёл! От меня ушёл! И непонятно куда улетел!

Никогда она не сделает этого шага. А если его сделаю я, очередной, то вот такую же ухмылочку увижу в ответ.

Прав Павлик. Не нужно этого бреда. Мы не гордые, но делать вид умеем. Хватит. Не время для лирики. Никогда и ни перед кем я не встану больше на колени. Слишком много чести. Ищите других идиотов, я в этом спектакле больше не участвую.

– …Знаешь что, Егор…

Мы уже сидим в электричке и едем в Москву. По вагону бродят угрюмые люди с огромными мохнатыми собаками. Люди выклянчивают деньги на еду для собак, хотя собаки выглядят упитаннее своих хозяев.

– …Я вот думаю. А может, мне развестись?

Румяный Егор чуть не поперхнулся мармеладом, который я купил ему перед посадкой.

– Папа…

– Что?

– Ты же только недавно женился.

Потом он заглядывает мне в лицо и спрашивает ошарашенно:

– Что это с тобой, пап?

И тут я понимаю, что глаза мои влажные и, скорее всего, красные.

– Ничего, – делано зеваю я, – плохо спал, вздремну малость.

Закрываю глаза, прикрываю лицо ладонью, упираясь в подлокотник, и чёрт знает как заставляю себя успокоиться. Кто-кто, а он не должен видеть моих слёз. Это точно.