Фамильные ценности, или Возврату не подлежит - Олег Рой Страница 28

Всякий раз, когда стоишь перед выбором, будь внимателен: не выбирай то, что удобно, комфортно, респектабельно, признано обществом, почетно.

Выбирай то, что находит отклик в твоем сердце.

Выбирай то, что ты хотел бы сделать, невзирая ни на какие последствия.

Ошо

Неширокая улочка, скорее даже переулок на самой окраине Замоскворечья, рядом с Малой Серпуховской улицей, неподалеку от Серпуховской заставы, могла бы вполне быть частью какого-нибудь деревенского захолустья. Только булыжная мостовая напоминала, что тут все-таки город. Табличка с названием улицы стерлась до полной нечитаемости, у одного из заборов выщипывала жесткую осеннюю траву пегая коза с обломанным рогом, возле бочки с дождевой водой дремал толстый грязный гусь. Деревня, как есть деревня, подумал Михаил.

За непременным кабаком, глядевшим на улочку подслеповатыми, лет, наверное, десять не мытыми окнами, и бакалейной лавчонкой с кривым крылечком виднелась облупившаяся жестяная вывеска, сообщавшая о том, что тут продаются ткани и платья «из Парижа». Как бы в подтверждение этого за грязным окном, служившим витриной, виднелось два манекена: один в сюртуке и полосатых брюках, другой в платье с турнюром. Справа от «турнюра» торчали два рулона зеленого сукна и серого. Под манекенами красовалась невысокая пирамидка из цинковых ведер, к которой прислонилась кочерга. Прогорает купчишка-то, подумал Михаил, видать, мануфактуру не больно покупают, приходится чем попало торговать. Не из Франции же эти ведра да кочерга, в самом-то деле. Охотников до «парижского» товара и впрямь не наблюдалось.

Через улицу от «парижского» магазина ряд домов словно немного проваливался – один из особнячков, в отличие от выставивших на улицу фасады соседей, словно спрятался в глубине двора, за несколькими старыми яблонями и ветхими сарайчиками. Дом, насколько можно было разглядеть, нуждался в ремонте, но выглядел еще крепким.

Привалов приостановился у калитки напротив «парижских платьев», вглядываясь в притаившийся за сарайчиками и яблонями дом.

– Пойдемте, Аркадий Владимирович? Стемнеет скоро, – поторопил хозяина Михаил. – Что там такого интересного?

– Погоди-ка, мил-человек, – чуть сощурился Привалов. – Чуется, что этот домик – в точности то, что мне надобно.

– Да на что вам эта рухлядь? – изумился Михаил, но, почувствовав хозяйское волнение, осекся, примолк. Ему вдруг подумалось, что не просто так, не наугад пришел сюда хозяин. Ишь ты, даже «мил человеком» назвал, а это присловье для особо важных случаев, не на каждый день.

Аркадий Владимирович похлопал его по плечу:

– Ничего, позже поймешь, – и улыбнулся как-то хитро, словно шутку какую готовил. – Давай-ка сперва зайдем, узнаем. – Он повел головой в сторону калитки.

Нацарапанные на неровной, точно обгрызенной дощечке кривоватые буквы уже порядком расплылись, но надпись еще читалась: «Здаеца нижний етаж».

– Да зачем же это, Аркадий Владимирович? – продолжал недоумевать окончательно растерявшийся Михаил. Он привык, что хозяйские распоряжения бывают и неожиданными – хотя и всегда, как потом выяснялось, продуманными – но сейчас происходило что-то вовсе несусветное.

– Ты, мил человек, не удивляйся пока, – остановил его Привалов. – И потом тоже не удивляйся. Все объясню, надо только сперва с хозяевами пообщаться. Если сговоримся, ты с семьей сюда переберешься…

– Да как же это? – опешил Михаил. – Неужто из дому меня гоните? Да за что же? Чем я…

– Не пугайся, – мягко успокоил его Аркадий Владимирович, – что ты всполошился, прямо как Прасковья. – Прасковьей звали помогавшую по хозяйству мать Любы, старуху и впрямь заполошную, беспрерывно охающую. То про «пришествие антихриста», которое непременно должно произойти по причине строительства железных дорог, то про «великую сушь», если дождей не случалось хотя бы неделю-две, грозящую всем голодной смертью («Побираться пойдем, а никто ни корочки заплесневелой не подаст, все сами помирать станут!»), то про чертей, которые «прыгают в лепестрических свечках». – Никто тебя не гонит, – улыбнулся хозяин. – Время-то, вишь, какое. Неспокойное. Вот я и мыслю, как бы… – Он покачал головой. – Задумка есть одна. Только без твоей помощи ничего не выйдет. Да и сам знаешь – без тебя я как без рук. Потерпи немного, после все как на духу расскажу, а пока пойдем с хозяином потолкуем.

За калиткой открылась тропочка, вьющаяся меж корявых яблоневых стволов к крыльцу, неожиданно крепкому и даже недавно покрашенному. Хоть и дешевой блекло-зеленой краской, но все же.

У крыльца конопатая молодуха в подоткнутой юбке выжимала над торчащим из-под стены смородиновым кустом половую тряпку. Привалов учтиво приподнял шляпу:

– В этом доме проживаете, голубушка?

– В этом, в этом, – закивала девушка, с любопытством разглядывая гостей, – в прислугах тут. Хозяина кликнуть? Наверху он, как раз с магазину вертался, повечерять сидают.

– Погоди, милая, – остановил ее Привалов. – Нижний этаж он не сдал еще?

– Ни, – она сильно замотала головой, так что из-под косынки вывалилась тощенькая белобрысая косичка, замотанная на конце тряпочкой. – Нема жильцов.

– Что там за комнаты, знаете?

– Ну дык как же не знать-то? Семь комнаток, чистенькие такие, сама убирала, кухня, знамо дело, кладовка еще. Ну погреб. Половина хозяйская, половина жильцам, если снадобится.