Самолет улетит без меня - Тинатин Мжаванадзе Страница 28

Если вы молодая девушка на выданье или одинокая женщина, то вы не можете без ущерба для своей репутации жить одна, тем более на съемной квартире.

Вечером к Миранде на кофе и сплетни заглянула Зойка, рассказала про свою свекровь, которая наконец не на шутку заболела и в самом деле слегла, и теперь ей нужен уход, а поэтому она уже пару месяцев назад позвала к себе жить сына с невесткой и внуком.

– Наконец-то признала меня, – усмехнулась Зойка. – Но эту квартиру надо будет опять сдавать. Такие изверги попались!

– А давай я сниму, – внезапно вырвалось у Лики. Как будто кто-то в спину толкнул.

Все переглянулись.

– Снимать? Одной? – с сомнением спросила Зойка. – Смотри, этот город только и смотрит, об кого языки почесать.

– Да какая мне разница, – отмахнулась Лика, и волна такого неожиданно простого решения приподняла ее сантиметров на сорок от пола. – За сколько сдашь?

Зойка замялась.

– Ну эти твари такое там оставили… Короче, можешь сразу не платить. Потом!

Днем Лика заскочила к сестре, та попеняла ей, что опять все спрашивают, почему она живет у чужих людей, Лика не выдержала и сообщила новость про съем квартиры, и поднялась такая буря, что пришлось оттуда бежать со скандалом.

Лика вошла в квартиру, и в нос ей ударила чудовищная волна антивоздуха. Закрыв нос шарфом, она перебежала к окнам и толкнула рамы.

Оглядевшись, Лика увидела тлен и разруху такого размаха, что мгновенно стали понятны причины Зоиной доброты: в квартире явно порезвились силы преисподней.

Тратить деньги на уборщицу Зое было жалко, а самой убирать не позволили гонор и брезгливость. А тут убила двух зайцев разом – и щедрая, и квартиру без нее отмоют.

Когда человеку нужен дом, он не очень переборчив.

Я это сделаю, подумала Лика.

От этой точки до воплощения ее мечты предстояли дни, набитые минутами, полными грязи, пота, сорванных ногтей, слезящихся глаз, полуобморочного удушья, гор чужого мерзкого мусора и – удовлетворения.

Дом был похож на забитого шелудивого пса с шерстью в репьях и колтунах, смиренно ожидающего очередного пинка. Он не поднимал головы, униженный, лишенный достоинства и надежды на радость.

Первым делом Лика переоделась в старье, повязала голову косынкой, натянула резиновые перчатки. И пошла в бой. Она безжалостно сгребала обломки чужой некрасивой жизни в безликие груды, потом ссыпала их в мешки из-под сахара и тащила к жерлу мусоропровода. Соседи недоумевали – грохот стоял такой, словно какой-то особенный сумасшедший возненавидел посуду и тишину.

Перерыв, шебуршание – и снова грохот, звон и хаос.

– Не сказать что прямо красота, – вытирая пот со лба, подвела Лика итоги первого этапа. Стены и пол обнажили свою крайнюю неприглядность и скулили от стыда.

– Даже не хочу знать, что это за пятна, – пробормотала Лика и притащила тазик с водой.

Как сопротивляется старая грязь! Как скелет в родовом шкафу, суеверно оберегаемый от света и глаз, врастает во тьму и не вываливается сам, так и неотмытое вовремя въедается в поверхности и становится сутью вещей.

Насыпать порошка в воду, взболтать пену, нанести губкой толстый слой раствора, отскребать щеткой, сеткой, мочалкой, смыть.

Вынести грязную воду, принести чистую, повторить.

Налить мыльной воды прямо на пол, развезти тряпкой по углам, дать размокнуть, собрать тряпкой, ее же и выкинуть – не отстирается.

Осушить старым полотенцем, зажмуриться от щипания в глазах, чихнуть восемь раз подряд, выйти покурить на заваленный балкон и почувствовать спиной, как дом начинает понемногу ловить воздух скукоженными легкими. Он ждет. И балкон тоже надо будет помыть в конце или сейчас уже заодно?

Окна уже заблестели, впуская закатный воздух с моря, он смешивался с запахом подсыхающих полов и стен.

– Вот это ты развернулась, – скрипнула входная дверь, в проеме возникли Мирандины очки. – Я думала, здесь только пожар все очистит! Пойдем кофе выпьем, отдохни пять минут.

– Погоди, – натягивая перчатки, наморщила лоб Лика. – Напоследок ванну засыплю хлоркой, ей отмокать часа три, не меньше.

Пока Лика пила кофе и хрустела шоколадкой – целой плиткой, как любила угощать Миранда, – у нее зудели ноги. Дом ее звал, как пригретая собачонка, у которой только что состригли колтуны, вычесали блох и помыли свирепым мылом. Дом давался ей в руки сам, только уж очень он был неказистый, как Чудовище с аленьким цветочком.

– Ты хоть знаешь, который час, не устала? – поправила очки Миранда. – Купаться и ночевать у меня будешь.

– Еще разик, ладно? – скорчила жалостную рожу Лика. – Завтра уже закончу.

– Стукнуть бы тебя, – отозвалась та и спрятала глаза. Не умеет эта Миранда выражать ласку, что ты будешь делать.

Какая разница, если это все надо – мне.

– Ты мне скажи, если что из посуды… – начала Миранда.

– Вот чего-чего, а посуды и всякого белья у меня завались, – засмеялась Лика. – Не так себе мама представляла будущее моего приданого. А мне сейчас надо. Вот прямо уже сейчас. Буду я одна – значит, буду одна. А! – озарило ее. – Мне шланг нужен.

Усталость давала себя знать, ломило плечи, но незавершенное дело тянуло и подгоняло. Лика надела солнечные очки, завязала шарфик на лице, оставив только глаза, и пошла поливать ванну.

– Самый полный ход, – скомандовала она, и тугая струя воды захлестала по кафельным стенам, по ванне, по плиточному полу, и под ней исчезала мутная зловонная пена, унося вековые наросты. В азарте Лика не заметила, что стоит по щиколотки в холодной воде, и принялась тереть все еще и жесткой губкой.

Я – твой, льнул к ней дом, заглядывая в глаза. Пусть ты не знаешь, на какой срок, но какая разница, пусть даже на месяц! И Лика в упоении драила, драила свой дом, пар валил от ее разгоряченного лица, струился по вискам пот, но вот уже совсем немного оставалось до полного очищения.

Собрать воду с пола – который раз!

Выжать все тряпки, развесить.

Завтра останется только спальня.

В солнечную погоду вы обязательно сушите на балконе подушки и матрасы. А еще – стираете во дворе ковры при помощи шланга, швабры и порошка.

На ночь все окна были открыты настежь, и квартира успела проветриться до морозной свежести: полы и стены высохли, засияли, дом-собака улыбался и помахивал хвостом, глядя благодарными влюбленными глазами.