Сметенные ураганом - Татьяна Осипцова Страница 28

Ураган перемен несся над страной, шумя съездами, пленумами, митингами и забастовками; сметая на своем пути продукты с прилавков магазинов, моральные принципы и веру в светлое будущее.

Последний Генеральный Секретарь ЦК КПСС стал первым Президентом СССР, его сменил первый Президент России. Рассыпалась империя, но Светлана не думала об этом. Она не могла тратить время на мысли о стране, в которой живет. Она лишь понимала, что страна эта перестала о ней заботиться.

Маниного сына, названного в честь деда Павликом, выписали из больницы через две недели, а Маня задержалась там больше чем на месяц. После выписки она была так слаба, что, глядя на нее, Света качала головой:

– Дистрофик блокадный… В кино без грима сниматься можно.

Конечно, в это лето на Манькину помощь она не надеялась. И мама не помощница после своей операции. Да еще давление у нее то и дело скачет. От тети Поли тоже толку мало – все из рук валится, постоянно что-то забывает, путает. У отца, приезжающего из города на выходные, трудового энтузиазма хватало не больше чем на час, потом с кем-нибудь из соседей намыливался пообщаться и – ищи-свищи его.

Поэтому в огороде работала только Света, да Сонька иногда. Если бы год назад Свете Ганелиной сказали, что ей придется копаться в земле, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. В детстве она только из-под палки лопату и грабли в руки брала, а теперь вскапывала, окучивала, полола. Собирала банки для консервирования и закатывала все, что удалось вырастить: кабачки, огурцы, патиссоны, перцы с помидорами. Они с мамой варили варенье из садовых ягод и из лесных; собирали грибы, солили их, сушили, мариновали. В клетках сидели десять кроликов на мясо, восемь кур бегали в сооруженном отцом загончике. Яиц хватало. С середины лета семья кормилась огородом.

Светлана трудилась упорно, от зари и дотемна. Руки, уставшие от лопаты и тяпки, по ночам сводило судорогой. Они стали мозолистыми, с траурной полоской под ногтями, и казалось, чернозем навсегда въелся в трещины на коже. Лицо ее потемнело от загара, откуда-то появилось множество веснушек, но Свету это мало заботило. Если даже случится чудо и у нее появится время сходить на дискотеку или хотя бы в кино, все равно это произойдет не раньше, чем будет собран весь урожай, забиты куры с кроликами, и семья переберется в город.

Чуда не произошло. Постепенная перевозка урожая заняла всю осень. Холодильник наполнился стеклянными банками с куриными и кроличьими консервами, закрутками овощей и грибов. Картошка, морковка, лук… Света надеялась, что, даже если по карточкам ничего не достанет, все равно они не будут голодать.

К зиме семьи Ганелиных и Харитоновых съехались. Эта четырехкомнатная квартира не шла ни в какое сравнение с апартаментами Улицких на Петровской набережной, однако места хватило всем. Даже для Григория Ивановича нашелся отдельный закуток – «тещина комната».

С переездом и обустройством на новом месте время пролетело быстро, незаметно подступил новый год, а там и весна, опять мысли о посадках, опять кролики, куры. Без этого никак бы не прожили они самый голодный 1990 год, да и 91-й не обещал быть лучше. И хотя неизвестно откуда взявшиеся молодые политики вещали с экрана телевизора, что разработанная ими пятисотдневная программа восстановления экономики вытащит Советский Союз из трясины нищеты и голода, почти никто не верил в это.

Каждый устраивался как мог. Кто-то тащил с работы и продавал, оправдывая себя тем, что ему недоплачивают, кто-то занялся индивидуальной трудовой деятельностью, появились первые кооперативы. Однако большинство населения, как и Света с родными, кормилось благодаря труду на своих участках. Только хлеб на шести сотках не вырастишь, да и обувь с одеждой тоже. Зато на городских рынках появился «секонд хэнд» – предприимчивые деляги продавали вещи, собранные благотворительными организациями Запада. Куртки, брюки, свитера, платья, одежду для детей как попало наваливали на обычные раскладушки, и нищий постсоветский народ копался в них, надеясь найти добротную импортную шмотку за копейки. Светлане тоже частенько приходилось перерывать кучу барахла в поисках приличной, не сильно ношенной одежды – иного выхода не было, денег в семье вечно не хватало.

Осенью Света устроилась работать уборщицей в библиотеку. Она опасалась оставлять без присмотра свою инвалидную команду – мама и тетя Поля, тяжелые гипертоники, могли свалиться в любой момент, а Маню несколько раз в год, то с сердцем, то с почками, укладывали в больницу. Вскоре нашла еще одно место, в НИИ, там тоже надо было убирать по утрам. Весной увидела объявление, что требуется уборщица в частную парикмахерскую, на вечер – ее это вполне устраивало.

Днем она объезжала город в поисках дешевых продуктов, притаскивала полные сумки, мыла полы в квартире, стирала. По утрам Маня или Сонька отводили Олежку в садик, днем Полина Григорьевна и Светина мама делили обязанности по готовке и присмотру за маленьким Павликом. Вечером женщины по очереди занимались с детьми. Все, кроме Светы. У нее не было ни сил, ни времени на воспитание сына. Если в редкие минуты ее отдыха Олежка просил почитать книжку, порисовать вместе или помочь сложить головоломку, она отсылала его:

– Олег, оставь меня в покое, мама устала. Пойди к бабушке или к тете Мане – они с удовольствием с тобой поиграют.

«И как ей не надоедает возиться с малышами, – недоумевала Света, глядя, как Манюня, уложив своего сына в кроватку, терпеливо отвечает на бесконечные Олежкины „почему", учит рисовать, делает аппликации, играет с ним в солдатиков. – Я бы с ума спятила, если б пришлось всем этим заниматься. По мне, так лучше в трех местах шваброй махать, чем целый день с ребенком провести».

Известие об изоляции Горбачева в Форосе и захвате власти ГКЧП застало семью на даче. Черно-белый старенький телевизор не выключался. Музыка Чайковского, изредка разбавляемая заявлениями путчистов и короткими новостями, повторяющими эти заявления, звучала тревожно.