Хронология хаоса. Контркультурная проза (сборник) - Виктор Мельников Страница 28

– Надо поехать в Щёлкино, – говорю Регине. – Хочу посмотреть заброшенную атомную станцию. Читал про неё. Первые «Казантипы» проводились на её территории – историческое место.

Ди-джей объявляет LMFAO – «Sexy And I Know It». Снова звучит музыка. К нам подходит парень. Где-то моего возраста, лет тридцати. Яркий коротко стриженый брюнет, мускулист, чем-то напоминает араба – таких мужчин обычно женщины обожают, они им снятся в эротических снах. Он дружески целуется с Региной. Здоровается со мной.

– Кирилл, знакомься – это Женя, – говорит Регина. – Он тоже наш сосед, живёт у Анны Васильевны. Фотограф. Из Санкт-Петербурга.

У Жени на шее висит фотоаппарат с огромным объективом. На Казантипе много фотографов и видеооператоров. Ведь Казантип – это массовка для фильма, маленький эпизод из жизни… двадцать пятый кадр!

Рита в танце приближается к нам, она тоже целуется с Женей, и я бы не хотел, замечаю для себя, чтобы это повторялось.

– Всем салют! Услыхал, в Щёлкино собираетесь? Я хочу сделать несколько снимков станции. Одному ехать не хочется, скучно будет.

– Нас сфотографируешь на этих развалинах? – уточняет Рита. – Я поеду.

– Он снимет всё, – шучу я, – если снять одежду всю!

– Почему бы и нет? Красивые девушки смотрятся великолепно на фоне любого пейзажа. В жанре «ню» я тоже работаю.

– Мы готовы попойзировать и посмотреть, – говорит Регина, специально искривляя одно слово.

Женя мне кажется каким-то странным. Он тоже один, как и я, понимаю. Но у меня уважительная причина, почему я оказался здесь. А он, не сомневаюсь, приехал сюда как все, за удовольствиями. Сказать нет ему, не могу. Так как детская ревность на безобидные поцелуи – это не повод отказать человеку в его просьбе.

Я говорю:

– Замётано, едем… – и пускаюсь в дикие танцы, чтобы отвлечься от создавшейся неприязни к нему. А ещё – показное добродушие, вот что необычно в нём. К таким людям я отношусь с подозрением.

10

Теперь нас четверо. Мы пьём «шампанское» и продолжаем танцевать.

«ЖИВИ, ЧТОБ ПРОБКИ ВЫЛЕТАЛИ!»

Я чувствую, как пьянею на глазах, подкашиваются ноги, но остановиться не могу, продолжаю прилаживаться к бутылке.

Сознание пока ещё в норме, и я вспоминаю, когда в последний раз так напивался?.. Полтора года назад. У нас в городе случилась череда убийств, стало очень тревожно. Была гнетущая атмосфера. Вначале убили экс-омоновца из пистолета в голову – это произошло первого февраля, я его очень хорошо знал. Через пять дней расстреляли предпринимателя, владельца гостиниц, он выжил, мы с ним дружили в детстве. Через месяц из пистолета застрелили бизнесмена из криминальных кругов. Я тоже его знал.

«Провинциальный репортёр» освещал все эти события. Город маленький, но всегда есть о чём писать. Тем более все местные СМИ завязаны либо на органы власти, либо на частный бизнес, который так или иначе всё равно связан с властями. Я же созерцать молча это не мог, писал. Говорил даже в одной заметке, что власть сидит на пожаре, администрация горит, как в лихие девяностые годы, но создаётся впечатление, мол, как будто ничего не происходит. И указывал фамилии.

И тогда меня избили. Ходили за мной человек шесть, потом подошли, сказали: «Чего всякую фигню пишешь?» Повалили и попрыгали по голове. Я думал – убьют, но отделался сотрясением мозга. Очень легко. А вскоре от меня ушла жена, с которой мы прожили почти три года. Незаметно сбежала. Повыносила свои вещи из дома, а затем пропала – не отвечала на звонки. После всех событий возникнуть могли только самые чёрные мысли, я думал, с ней что-то случилось серьёзное. Потом сама позвонила, чтобы подробно рассказать, как спала с нашим общим приятелем… в его машине, он часто приезжал к нам во двор якобы по работе, она спускалась к нему… Об этом знали многие уже бывшие друзья, но молчали… И я запил. Неделю не выходил из запоя. Андрей спасал, привозил пиво и успокаивал, говорил, что надо не бросать газету, в городе её ждут. Приезжал Ромка.

Однажды Андрей пришёл, я сидел на кухне, принёс водки. Играло радио. И тут я услышал Кипелова: «Дождь проходит сквозь меня, но боли больше нет…» – я попросил Андрея сделать погромче звук. Он выполнил мою просьбу. Мы с ним выпили. На фразе «В шуме ветра за спиной я забуду голос твой» – запел сам. Последний припев мы орали с Андреем: «Я свободен, словно птица в небесах. Я свободен, я забыл, что значит страх». Доорал, вытер слюни и забыл про жену. Навсегда.

Тогда я понял, что музыка – это изложенное настроение в звуках. Для каждого случая есть своя композиция, а моя жизнь может зависеть не только от меня самого, но и от чёртового случая, веди ты хоть самый праведный и здоровый образ жизни.

А Казантип – однобок. Клубная музыка настраивает на весёлый лад, не более того. Секс без интима.

Я выпиваю «шампанского» ещё. Вдруг меня начинает тошнить. Останавливаю танец, говорю Жене:

– Пойду к морю, я напился, надо вдохнуть свежего воздуха.

Как ни странно, он провожает меня. Девушки идут за нами. Я хочу их прогнать, чтобы они отстали, не хочу показывать себя, извергающего содержимое своего желудка. Но не могу сформулировать просьбу…

Рита спрашивает:

– Кирилл, тебе плохо?

– Да, – говорю еле-еле.

– Засунь два пальца в рот, – советует Регина. – И умойся морской водой.

Следую её совету. Но вырвать не получается. Тошнота исчезает вдруг.

«ЧТО ТЕПЕРЬ?»

Меня шатает, а голос вдали цитирует с выражением:

Чины, краса, богатства,

Сей жизни все приятства,

Летят, слабеют, исчезают,

О тлен, и «щастье» ложно!

Заразы сердце угрызают,

А славы удержать не можно…

Я где-то слыхал это стихотворение или читал?..

– Солёно, – говорю и умываюсь. Затем икаю.

Рита придерживает меня за плечо, когда пытаюсь подняться с корточек. Поворачиваюсь спиной к морю и вижу, как бледнеет лицо Жени, бледнеет и медленно растворяется в воздухе, оставляя после себя лёгкий запах дорогого одеколона. Моя степень опьянения, пытаюсь представить, велика, я почти ничего не ел весь день, и я не контролирую себя. Тянет спать, глаза слипаются, говорить ничего не хочется, но я из последних сил выкрикиваю:

– Всё параллельно! – И, сделав два шага назад, валюсь на песок лицом вниз; волны слегка накатывают на ноги, приятно, но подняться нет мочи.

– Полночь – ранний вечер только, а он уже спит, – это констатирует Женя.

– Нажрался в «щастье»… – говорит Рита. А может быть, голос принадлежит Регине. Разобрать не могу… и отключаюсь…

11

В комнате царит странный голубоватый полумрак, окно открыто, воздух свеж, шуршат листья деревьев; неведома как, я в сотый – тысячный раз появляюсь на свет, просыпаюсь; пространство, что ни говори, непонятно, сокращается по мере того, как я осознаю месторасположение своего тела (кровать) … в середине комнаты парит в воздухе здоровенный детина в тренировочных брюках и в яркой гавайской рубашке навыпуск… Он левитирует, кажется, не прикасаясь к полу. Затем с шумом опускается вниз – это Женя, он смотрит на меня и мягко так улыбается; шум – это он цепляет табурет, который падает.