Сын повелителя сирот - Адам Джонсон Страница 28

Сложно сказать, сколько старик возился с ним. Его слова слились в одну бессмыслицу. Чон До был там, в воде, он видел второго помощника.

– Я пытался схватить второго помощника, – твердил Чон До, – но его мотало из стороны в сторону, он то уходил под воду, то выныривал на поверхность, и я знал, что они с ним делают, я понимал, что происходит под водой. Он казался легким, как пушинка, будто я пытался спасти подушку, так мало от него осталось, но мне не удалось вытащить даже это.

Когда Чон До отгородился от ударов, сыплющихся на его глаза, и горячей крови, текущей из носа, когда он отстранился от рассеченных губ и жгучей боли в ушах, когда он отключил руки, торс и плечи от каких-либо чувств, когда он отключил все это, осталось только то, что таилось внутри, и там он обнаружил маленького мальчика с глупой улыбкой, который понятия не имел, что происходит с мужчиной снаружи. Вдруг вся эта выдуманная история стала правдой, ее вбили ему в голову, и он разрыдался, потому что второй помощник погиб, а он ничего не смог сделать. Внезапно он увидел себя в темных водах, всю эту сцену, освещенную красной сигнальной ракетой.

– Друг мой, – произнес Чон До, заливаясь слезами, – я не мог спасти его. Он был один, в темной воде. Я не сумел спасти даже кусочек его тела. Я смотрел ему в глаза, а он не понимал, где он. Он звал на помощь, говорил: «Кажется, мне нужна помощь» таким спокойным, жутким голосом, словно с того света, что я не выдержал и прыгнул за борт.

Старик замер. Он стоял с высоко поднятыми руками, как хирург. Они были покрыты слюной, слизью и кровью.

Чон До продолжал:

«Темно, я не понимаю, где я», – сказал он.

«Я рядом, – ответил я, – слушай мой голос».

«Ты здесь?» – спросил он.

Я коснулся рукой его лица, ледяного, бледного.

«Не может быть, что я тут, – удивился он. – Корабль должен быть где-то там – я не вижу его огней». Это были его последние слова.

– «Не вижу его огней?» –повторил старик. – Почему он так сказал?

Чон До ничего не ответил, и старик снова спросил:

– Но ведь ты пытался его спасти, так? Разве не тогда тебя покусала акула? А американцы? Ты же говорил, что они целились в тебя?

Пакет с кровью в руке Чон До весил тысячу кило, и он из последних сил старался не опустить его. Когда ему удалось сфокусироваться на нем, то оказалось, что пакет пуст. Он взглянул на старика.

– Что? – спросил он.

– До этого ты говорил, что его последними словами были «Слава Ким Чен Иру, Великому Руководителю Корейской Народно-Демократической Республики!». Ты признаешь, что это ложь?

Все. Свеча догорела. Пламя, свет, тьма – все это внезапно исчезло, осталась лишь пустота. Кимсан никогда не объяснял, что делать после боли.

– Разве ты не видишь? Все это ложь, – произнес Чон До. – Почему я не вызвал помощь по радио? Почему вся команда не бросилась ему на помощь? Если мы все бы работали вместе, то спасли бы его. Я должен был умолять команду, должен был ползать на коленях. А я ничего не сделал. Я просто промок, вот и все. Единственное, что я чувствовал, – это то, как татуировка жжет мне грудь.

Старик сел на стул. Он налил еще чаю и на этот раз выпил его.

– Никто больше не промок, – сказал он. – Никого больше не кусала акула. – Он осмотрелся вокруг, словно впервые увидел это место. – Скоро я выйду в отставку, – произнес он. – Еще немного – и никого из нас, стариков, не останется. Не знаю, что станет с этой страной?

– Что с ней будет? – спросил Чон До.

– С женой второго помощника? Не беспокойся, мы найдем ей кого-нибудь хорошего. Мы найдем кого-нибудь достойного его памяти.

Старик достал пачку сигарет, вытряхнул одну и с трудом прикурил. Это была «Чхоллима», такие курили в Пхеньяне.

– Похоже, ваш корабль – фабрика героев, – усмехнулся он.

Чон До пытался бросить пакет с кровью, но рука у него не разжималась. Можно «отключить» руку, чтобы ничего не чувствовать, но как включить ее обратно?

– Я верю тебе, – произнес старик. – Ты говоришь правду.

Чон До повернулся к нему.

– О чем вы говорите?

– О чем? – спросил старик. – Теперь ты герой.

Старик предложил Чон До сигарету, но тот не мог взять ее.

– А как же факты? – спросил Чон До. – Они же не складываются. Где ответы?

– Нет такого понятия, как факты. В моем мире все ответы, которые нужно знать, идут отсюда.

Он показал на себя, но Чон До не смог разобрать, указывает он на сердце, кишки, или мошонку.

– Где же они? – спросил Чон До. Он увидел девушку, гребущую в ночи, которая пускала сигнальные ракеты в его сторону, он чувствовал ледяную щеку второго помощника, пока акулы не утащили его под воду.

– Мы когда-нибудь отыщем их?

Чон До снилось, как его кусают акулы, снилась актриса Сан Мун, она щурилась точь-в-точь, как Румина, когда песок попал ей в глаза. Ему снился второй помощник, носимый ветром по волнам, исчезающий в резком, бьющем в глаза свете. Внезапно его пронзила жгучая боль, и он не мог понять – спит он или нет. Опухшие глаза не открывались. Надоевший запах рыбы. Заводские гудки объявили о рассвете, а о наступлении ночи он догадался по исчезнувшему гулу холодильника – отключили электричество.

Все суставы у него словно одеревенели, а когда он пытался глубоко вдохнуть, внутри словно распахивались раскаленные заслонки печи, и боль его прожигала. Когда здоровая рука, наконец, дотянулась до израненной, он нащупал на ней толстые жесткие нити, какими хирурги зашивают раны. Будто в полусне он вспомнил, как капитан помог ему подняться по лестнице многоэтажки, в которой жил второй помощник со своей женой.

Днем его развлекал репродуктор: «Граждане!». Вечером с консервного завода возвращалась жена второго помощника, внося с собой легкий запах машинного масла. Маленький чайник трещал и свистел, а она напевала «Марш Ким Чен Ира», которым обычно заканчивали новости. Затем она, смочив руки спиртом, промывали его раны. Эти руки ворочали его, меняя простыни и помогая облегчиться, и он ощущал прикосновение обручального кольца на ее руке.

Вскоре опухоль сошла, но глаза заволакивал гной. Женщина сидела рядом, промывая ему глаза тряпкой, смоченной в горячей воде.

– А вот и он, – сказала она, когда зрение, наконец, вернулось. – Тот, кто любит Сан Мун.

Чон До приподнял голову. Он лежал на тюфяке, на полу, голый, под тонким желтым покрывалом. Он увидел окна со шторками, какие обычно бывают в многоэтажках. В комнате, словно белье, на веревках сушились окуни.

– Мой отец думал, что если его дочь выйдет за рыбака, то ей никогда не придется голодать, – сказала жена второго помощника.

– На каком мы этаже?