Молох - Марсель Прево Страница 28

Макс опустил голову и сказал:

– Перед этим майор… – Макс договорил еле слышно: – ударил меня палкой. – Макс помолчал и затем продолжал: – а потом я… не люблю ни Бисмарка, ни пруссаков вообще. Пруссаки – это алчные волки. Если бы не было пруссаков, Бисмарка и Седана, то теперь Ротберг не был бы разделен со Штейнахом, и мне пришлось бы подобно предкам править действительным государством.

– Но позвольте, – спросил Молох, как вы пристроили фитиль и подложили бомбу?

– Для фитиля я воспользовался шнурком от шпор. Я пропитал этот шнурок хлоратом поташа. Ганс сунул бомбу с фитилем в задок экипажа. Ну и фитиль был, как следует рассчитан, – не без гордости прибавил Макс, – ведь взрыв последовал сейчас же, как только майор уселся в экипаж.

– Это правда, – согласился Молох. – И все-таки в вашей бомбе был существенный недостаток: цинковая оболочка давала исключительно боковое сопротивление, а в обоих концах газы нашли свободный выход. Поэтому-то тоненькая коробка от консервов оказалась бы более пригодной, чем трубка, блиндированная цинком… Вы понимаете, не правда ли? Коробку после наполнения взрывчатым составом надо спаять, и так как пайка отличается большей сопротивляемостью…

– Карл! – нежно остановила его госпожа Молох.

Профессор с комическим бешенством взглянул на нее – он не выносил, чтобы его прерывали; но взгляд жены сейчас же смирил его раздражение.

– Ну да, ну да! – сказал он. – Все это теперь уже не имеет значения. Ну, да все равно, милый принц, вы доказали истинное призвание к химии, у вас поразительная инициатива… Очень хорошо, очень хорошо! Любите химию, это – мать всех наук и ключ к современной философии. В память об этом я поднесу вам свою книгу «Четыре проблемы природы» с хорошенькой надписью!

– Как вы добры, доктор! – сказал Макс, который одновременно и плакал, и смеялся. – Увы, боюсь, что мой отец обойдется со мной не так…

– А вы признайтесь сначала во всем вашей матушке, – посоветовала госпожа Молох, – она очень добра. Ведь благодаря ей я могла навещать мужа… Она сумеет смягчить удар!

Глаза маленького принца загорелись восторгом.

– Ведь правда, что мама очень добра? – сказал он. – И так красива… Красивее ее нет владетельной принцессы в Германии!.. Ах, если бы она могла заниматься моим воспитанием… Ну, да что об этом говорить!.. Но вы правы, госпожа Циммерман, ей я первой признаюсь, хотя… это не помешает отцу очень скоро наказать меня!

– А я ручаюсь за обратное, – сказал Молох. – Вас накажут очень легко, потому что принц Отто не захочет официально признать вас виновником покушения…

– А, кроме того, – прибавил я, – надо быть готовым к расплате за собственные поступки!

– Я знаю это, господин Дюбер, – ответил мне принц, смотря мне прямо в глаза, – я сейчас же отправлюсь к маме и признаюсь ей во всем!

– Позвольте мне поцеловать вас! – сказала госпожа Молох со слезами на глазах, после чего нежно обняла мальчика, приговаривая: – Милая белокурая головка, милый ребенок!

Принц Макс пожал нам руки и молча постучал в дверь. Сторож сейчас же отпер ее. С порога Макс послал нам полупечальный, полурадостный привет.

– Не пренебрегайте химией! – крикнул ему на прощание профессор. – Не отказывайтесь от этого рода опытов!

Макс поклонился и исчез за дверью.

Я тоже хотел проститься, но тут госпожа Молох сказала:

– Карл, ведь ты хотел поговорить с господином Дюбер!

– Ну да, – ответил профессор, запуская руки в волосы, – я хотел, но не знаю, как примет господин Дюбер мое увещание! Как ты думаешь, Сесилия?

– Я думаю, – ответила старушка, – что с ним надо говорить совершенно откровенно, так как он – действительно наш искренний друг!

Молох резко схватил меня за руку и сказал, глядя мне прямо в глаза:

– Слушайте-ка, я вас очень люблю. Хоть вы и из числа придворных, но вы не побоялись выказать расположение к старому Циммерману. Когда меня посадили в тюрьму, вы заступились за меня перед принцем, посещали меня в тюрьме. Все, что я могу дать вам за это, я дам вам… Это – только совет. Не толкуйте его в дурную сторону… Так вот: решительно все в Ротберге считают вас любовником принцессы Эльзы… Отлично, это – неправда? Это меня радует! Говорят, что вы собираетесь похитить ее. Мне это кажется очень досадным, и Сесилия думает так же, как и я. Вы стяжали бы себе унизительное положение, да и по отношению к сестренке это было бы нехорошо. Мало того: вы отняли бы мать у маленького принца Макса… Не скажу, чтобы это была хорошая мать, но это – все же мать, не так ли? Это – очень чувствительная женщина; мне она сделала добро, и я уверен, что ее вмешательство смягчит исход выходки принца Макса… Но во что обратится жизнь этого маленького принца, если у него не будет иных воспитателей, кроме отца и майора? В нем борются две натуры, а ведь ему предстоит править людьми. Так не принимайте же участия в попытках сделать из него дурного правителя!.. Ну, а теперь, если вы находите, что я был нескромен, затрагивая этот вопрос, назовите меня старым дураком и забудьте все, что я сказал!

Я ничего не ответил на это, я просто крепко пожал руки супругов и ушел. Я уже не мог думать о деле Молоха, а весь был полон эгоистической заботой о будущем дне и с тоской спрашивал себя: «Как же я поступлю?»

Я не мог решить это… Так много мотивов говорило за и против решения принцессы бежать со мной. Найду ли я когда-нибудь другую женщину, которая будет готова отказаться ради меня от всех своих преимуществ, будет рада принести мне такие жертвы? Грета? Ну да, в первый момент Грета будет страдать… Но не пройдет и пяти лет, как она изберет себе другого руководителя, к которому привяжется на всю жизнь. Грета выйдет замуж и забудет обо мне… Ради чего же я сейчас откажусь от своего счастья?

А – с другой стороны – сколько унижения в похищении богатой принцессы учителем! Подумать только, что будут говорить и писать об этом!..

Но и это вовсе не важно; важно то, что я внутренне колеблюсь, счастье прожить вдвоем с принцессой до конца моих дней не так уж привлекает меня… Что же делать и на что я решусь?

Все эти мысли занимали меня и по возвращении на виллу «Эльза». Вдруг мои размышления были нарушены звуком чьих-то тяжелых шагов на лестнице. Каково же было мое удивление, когда я вскоре после этого улицезрел… девицу Больберг!

– Ее высочество принцесса ожидают внизу в карете, чтобы узнать, может ли принять ее господин доктор! – отрапортовала мне старая дева.

– Ее высочество здесь? – с удивлением переспросил я.

Девица Больберг подняла глаза вверх, как бы свидетельствуя, что она-то ни при чём в этом деле.

Я поспешил договорить:

– Я к услугам ее высочества!

– Ее высочество приказывает вам не встречать ее, а обождать здесь, в этой комнате, – сказала фрейлина.

Подчиняясь этому приказанию, я стал ожидать принцессу в комнате. Она сейчас же появилась в сопровождении Больберг.