Арбузный король - Дэниел Уоллес Страница 28

Он никогда не отвечал на мои вопросы прямо и ясно. Он старался говорить забавные вещи, и очень часто ему это удавалось, но его нежелание сказать правду лишь усиливало мое желание ее узнать. Кем была моя мама? Куда она делась? Как она выглядела? Я как будто лишился частицы самого себя. Моя жизнь напоминала книгу, из которой кто-то вырвал первую сотню страниц. Я хотел знать свое прошлое. Все дети, с кем я общался в школе и кого видел по телевизору, как правило, имели мам. Мне нужна была история, правдивая история, чтобы, когда кто-то из ребят заговорит о своей маме, я тоже мог что-нибудь сказать про свою. Но дед лишил меня даже этой возможности.

И все же я любил его. Вот пример: одна моя нога была от рождения немного короче другой, из-за чего я прихрамывал при ходьбе. Дед специально выработал у себя хромающую походку, чтобы этим меня хоть немного утешить. Сердце у него было доброе. Единственным его недостатком была склонность к вранью. Если он после работы опаздывал к ужину, его не устраивало такое банальное объяснение этому факту, как дорожная пробка.

— Огромный трейлер, груженный кипарисовыми бревнами, на полном ходу разломился пополам, — рассказывал он. — Его шофер отделался легким испугом, но кипарисы выкатились на встречную полосу со скоростью тридцать-сорок миль в час. С полдюжины легковушек было разбито вдребезги, водители выскакивали из-за руля и бежали прочь, спасая свою жизнь. Это было зрелище, скажу я вам!

— Кипарисовые бревна? — уточнил я.

— Ты полагаешь, они были кедровыми? — задал он встречный вопрос.

— Ничего я не полагаю.

Любой реальный факт был для него как раздражающий камешек в ботинке, и он вытряхивал его прочь при первой же возможности.

— Сегодня я продал дом, — сообщил он однажды, снимая галстук и доставая из холодильника банку пива.

Я продал дом: эти слова мы слышали от него чуть ли не каждый божий день. Он вскрыл банку и пустил струю пива прямиком себе в глотку. Со стороны это выглядело очень вкусно. Я наблюдал за каждым его движением так, словно сам я прибыл с другой планеты для изучения человеческих нравов и обычаев. Мне тогда было двенадцать лет.

— Симпатичный домишко — я вам о нем рассказывал?

Анна, стоявшая у плиты и что-то помешивавшая в кастрюле, обернулась и посмотрела на него.

— Тот самый, в котором ночуют бабочки-данаиды во время своих перелетов на юг? — спросила она. — Помоги мне накрыть на стол, Томас.

Анна не была моей матерью и никогда не претендовала на эту роль. Но она не была и мачехой, поскольку мой дед и она не узаконили свою связь браком. Дед говорил, что после Эллен никогда больше не женится. Анна скорее была мне как старшая сестра, или тетя, или какой-то гибридный вид родственника, которому еще не придумали названия, да и вряд ли придумают, потому что этот вид представлен одной-единственной особью.

Я начал накрывать на стол.

— Их бывает так много, что в полете они затмевают солнце, — сказал дед. — Да, я говорю об этом самом доме. Продал его симпатичной молодой паре. Девица мною слегка увлеклась, это было заметно.

— Как ты думаешь, они не очень расстроятся, когда пройдет год и ни одна бабочка не появится у них во время перелета на юг? — спросил я.

— Они вполне могут там появиться, — сказал он. — Почему бы им этого не сделать?

— Но до сих пор они не появлялись, а ты им сказал, что появлялись.

— Разве я прямо так и сказал?

— А разве нет?

— Понимаешь, в тот самый момент я увидел, как это происходит. — Он направил взгляд в потолок, как будто разглядел там нечто интересное. — Да, я увидел, как они тучей подлетают к дому, и это напоминало солнечное затмение. Я думаю, миграции бабочек некогда действительно проходили через эти места. Или где-то неподалеку. Тысячи, миллионы бабочек. Все летят во Флориду. По пути они должны сделать остановку на ночь. И вот они садятся на кусты, на деревья, на сам дом… Эллен разбиралась в бабочках. Она любила бабочек. Она могла бы подтвердить, что такие вещи случаются. Чаще всего глубокой ночью, когда обитатели дома спят. А к моменту их пробуждения бабочки уже успевают улететь. За всем ведь не уследишь.

— Все рано так не бывает, — сказал я.

Дед пожал плечами.

— Да, я соврал! — признался он. — Есть такой грех. Я принадлежу к породе людей, одаренных богатым воображением.

— Проще говоря, врунов, — сказала Анна, поочередно глядя на меня и на него. — Таких людей принято называть врунами.

— Это в ней говорит зависть, — сказал дед, подмигивая мне.

Ей не было нужды это говорить, потому что я и так знал достаточно про породы людей. Я знал, что такие вещи, как зеленые глаза или рыжие волосы, могут передаваться по наследству из поколения в поколение. И это наводило меня на мысли. Получалось, что и я был той же породы. Разве я, как внук своего деда, не принадлежал к семейству, одаренному богатым воображением? Нас с ним разделяло лишь одно звено — моя мама, но ее я не помнил и ничего о ней не знал, кроме того что она умерла в день моего рождения. Анна огорошила меня этой новостью, когда мне было девять лет. Я ждал продолжения, но она сказала;

— Это длинная история, Томас. И я считаю, что эту историю ты должен впервые услышать от своего деда. Спроси у него.

И я спрашивал, день за днем. У меня не было другого выхода.

Я представлял загадку для самого себя.

— Люди спокон веку морочат друг другу голову легендами про аиста, — сказал он. — Лично я не понимаю, с какой стати. Аист — одно из наименее вероятных средств доставки младенцев на дом. Тебя, например, принес вовсе не аист, а орел. Прилетел сюда однажды утром — большой, красивый, важный. Сбросил тебя на диван — мягко и аккуратно. Гостил он здесь недолго: посидел на кухонном шкафу, пока Эллен разбиралась, что к чему. Убедившись, что все в порядке, он улетел… Я вижу, ты мне не веришь. Ну так вот тебе доказательство: он оставил свое перо.

Вскоре после того, как мне стукнуло десять, дед решил основательно заняться моим обучением. Он хотел сделать из меня свое подобие. Начали мы с нескольких простейших упражнений.

— Возьми какую-нибудь вещь и представь, что она гораздо больше, чем есть на самом деле, — сказал он.

Мы сидели на крыльце дома. Перед нами расстилалась наша ферма с парой бело-коричневых коров, пасущихся в отдалении.

— Возьмем хотя бы вон ту сосну. Это нормальная, средних размеров сосна, не так ли? А теперь представь, что она настолько велика, что внутри ее ствола можно разместить трехэтажный дом и еще останется место для мансарды.

Я взглянул на него.

— Дедушка! — сказал я.

— Что? В чем проблема?

— Я не могу, — сказал я. — Не получается. Нормальное дерево остается нормальным деревом.

— Деревянная логика, — проворчал он. — Для начала неплохо. Ладно, давай попробуем что-нибудь более личное. Чем ты объясняешь людям свою хромоту?