Цунами - Анатолий Курчаткин Страница 28

— Не похож, — поразмыслив над ответом Рада, как приговорил «посвященный». Теперь Рад ему не ответил.

Так они посидели некоторое время, вызывающе молча глядя друг на друга, потом по лицу «посвященного» пробежала как бы тень утомления, и он отвернулся от Рада.

Неприятный осадок остался после этого разговора. Конечно же, было невероятно, чтобы человек знал его — да если бы знал, то обратился бы к нему совсем по-другому, — и тем не менее что-то, похожее на оскомину, обволокло собой все внутри. Рад читал, ел поданный на пластмассовом подносе в пластмассовой посуде обед — кусок вполне приличной свинины с фигурными макаронами, залитыми кетчупом, — а под ложечкой от этой «оскомины» словно саднило.

«Посвященный» покончил с едой, встал и, покачиваясь, отправился в туалет. Бутылка вина была уже пуста, бутылка рома — наполовину. Лицо и шея его стали кирпичными.

Когда «посвященный» вернулся из туалета, то первым делом, не садясь, откинул крышку багажной полки и достал сумку. Удостоверился, что ноутбук на месте, и только уже после этого, поместив сумку обратно, втиснул свое богатырское тело в кресло перед Радом.

«Окаянные дни» оказались не вечными, через полчаса после обеда они закончились. Следовало искать иной способ убить время. Рад с сожалением сунул книжку в сетчатый карман на спинке переднего сиденья и принялся подниматься, чтобы отправиться туда же, где хозяин переднего сиденья уже побывал. При этом, вталкивая книгу за сетку, он, видимо, заставил хозяина сиденья испытать дискомфорт, — когда встал, «посвященный», вывернув голову, смотрел на него снизу вверх взглядом, исполненным праведного негодования.

— Поаккуратней! — с этим негодованием процедил он, обращаясь к Раду. — А то у меня нервы ни к черту, я за них не отвечаю!

— Пардон, — со всею искренностью извинился Рад. «Посвященный» некоторое время смотрел на него — словно взвешивал ответ Рада на неких невидимых весах — и, вероятно, решил, что вес извинения соответствует тяжести нанесенного ему оскорбления.

— Не доверяю непьющим, — изошло из него, и, шумно заворочавшись, он возвратился к исходному положению в кресле.

Когда Рад вернулся, на сиденье у него лежал цветной листок таможенной декларации. Все вокруг, и его соседи по ряду тоже, вооружившись ручками, уже сражались со своим английским, вписывая в многочисленные графы декларации печатные латинские буквы. Пассажир с переднего сиденья, заполняя декларацию, пролистывал своими богатырскими пальцами паспорт, что-то отыскивая в нем, — паспорт у него был весь усеян налезающими друг на друга разноцветными штемпелями виз и отметок о въезде-выезде.

Касание самолета колесами бетонной полосы и пробежка по ней были отмечены традиционными аплодисментами. Правда, аплодисменты получились довольно жидкими: традиция золотого миллиарда, свободно перемещающегося по миру, была русским человеком усвоена, но не освоена.

Самолет еще рулил к терминалу, когда все вокруг стали расстегивать ремни, вставать, открывать багажные полки, вытаскивать оттуда сумки, московские теплые одежды, паковать их в полиэтиленовые пакеты — готовиться к выходу. Стюарды со стюардессами метались по проходам, требовали сесть и не вставать до полной остановки самолета, но усилия их были безрезультатны — никто им уже не подчинялся. Полет был закончен. Русский человек стремился скорее ступить на землю.

* * *

В здании аэропорта было прохладно, не жарко и в пиджаке, сам аэропорт — точно такой же, как сотни других, брат-близнец всем прочим аэропортам, и Рад, проходя таможенный и паспортный досмотры, даже подзабыл, что переместился с 56-й параллели на сорок два градуса ближе к экватору. Он осознал, где находится, когда, везя за собой чемодан с поставленной на него сумкой, вышел через распахнувшиеся стеклянные двери наружу. Воздух на улице был так жарок и душен, что буквально вдавливал обратно в двери. К лицу будто приложили горячий влажный компресс — сбривать недельную щетину…

В кармане пиджака зазвонил мобильный. Звонок его был столь неожидан, что Рад вздрогнул. И полез в карман с судорожной поспешностью — словно от того, как быстро достанет трубку, зависело что-то судьбоносное. Однако перед тем, как нажать «о'кей», он глянул на дисплей: что за номер высветился. Номер был не московский. Совершенно незнакомый номер.

— Привет, — сказал голос в трубке. — Все в порядке? Голос был мужской и, как номер, незнакомый. И еще он отзванивал эхом — значит, разговор шел через спутник. Дальний был звонок.

— Простите, — сказал Рад. — Кто вам нужен? Вы не ошиблись номером?

В трубке расхохотались. Сигнал, прошедший через космос, все так же вторил сам себе эхом, и наезжающие друг на друга звуки хохота были похожи на кашель.

— Ты, ты нужен! — воскликнул голос. — Прилетел?

Рад понял: это Дрон. И узнал его голос. Хотя последний раз разговаривал с ним еще в советские времена. Голоса имеют свойство не меняться, как рисунок бороздок на пальцах.

— Дрон! — воскликнул теперь он. — Вот это да! Ты где? Рад не ждал его звонка. Дрон написал, что не сможет встретить, так как они оба с женой уезжают в деревню и вернутся только на следующий день после прилета Рада, сообщил название гостиницы, где Раду заказан номер, адрес, и Рад был настроен провести нынешний день, как в безвоздушном пространстве, в одинокой самостоятельности.

— Я там, где, думаю, и ты, — ответил на его вопрос Дрон. — Раз телефон включен, значит, прилетел?

— Прилетел, — сказал Рад.

— Еще в аэропорту?

— В аэропорту. Вот только что на улицу вышел. Прямо у двери стою.

— Замечательно, — резюмировал космический голос Дрона. — Вернись обратно и стой там где-нибудь неподалеку от выхода из зоны прилета.

— Погоди, а ты где? — повторил свой вопрос Рад.

— А неподалеку, — с хохотком произнес Дрон.

Они разговаривали через спутник, сигнал летал туда-сюда в космос, отражался там и мчал обратно на землю, а их разделяли, может быть, даже не сотни, а всего лишь десятки метров.

— Ты меня встречаешь, что ли? — снова спросил Рад.

— Встречаю.

— Ты же должен был где-то в деревне…

— Планы переменились, — не дал ему закончить фразы Дрон. — Ты против, чтоб я тебя встречал?

— Помилуй Бог! — вскричал Рад.

— Ну вот, возвращайся и жди.

Женщину, остановившуюся в нескольких шагах от него и принявшуюся настойчиво изучать его взглядом, Рад заметил лишь некоторое время спустя, как она появилась. Он ждал Дрона с женой и больше ни на кого вокруг не обращал внимания. Но ее интерес к его персоне был столь откровенен, что он не мог в конце концов ее не заметить. Она была в белых брюках, не закрывавших щиколоток, длинной белой блузке навыпуск, белой вязаной шляпе с широкими покатыми полями — вся воплощение холеной свежести и линии . Во взгляде, каким она смотрела на Рада, была улыбка — словно бы что-то внем ужасно ее веселило. Можно было решить, у него в невероятном беспорядке одежда или панковский гребень на голове всех цветов радуги; но нет, Рад был уверен, что все у него в порядке и с одеждой, и с прической.