Смрт - Эдуард Лимонов Страница 28

— Она ненадолго, — сказал Славко. — У нее кончается дежурство.

— Ненадолго, — согласился я. — Присаживайтесь.

Она села и сняла пилотку. Волосы хлынули вниз. Без пилотки это была здоровая полная девушка, которая раскраснелась и стеснялась. Совсем простая. В пилотке лицо выглядело тоньше.

Пытаясь представить эту ситуацию через 15 лет, я думаю, я на нее производил впечатление. Иностранный дьявол такой, хорват или немец по виду. Коротко стриженный, темные очки. Местные военные власти относились к иностранному дьяволу с большим пиететом. Особо относились. Шпион? Разведчик? Девушки и девочки — существа с огромным любопытством. Чужие, может, и не нравятся им, но волнуют. Девушек всегда волнуют чужие. И вот я был чужой. И она приходила раз через несколько дней по утрам приносить мне «доручек». Улыбалась как горничная. Чужие друг другу, мы улыбались. И так бы улыбались и улыбались, но вот случай послал человека, который знал ее и знал меня. Образовалась ситуация.

Когда среди мужчин присутствует девушка, они ведут себя иначе. Даже Йокич забыл о необходимости политкорректно поругивать хрватов и, застеснявшись, стал тем, кем он был, — молоденьким светлокожим солдатом, для солидности время от времени пытавшимся отращивать бороду, цветом ударяющую в рыжину. (Полковник Шкорич как-то поймал его в коридоре штаба. И отчитал за бороду, хотя в добровольческой армии Книнской Краiны ношение бород не запрещали. «Ты что, четник, солдат?» «Никак нет, полковник!» — испугался Йокич. «Тогда иди в подразделение к четникам со своей бородой!» — бросил Шкорич и удалился. Через час Йокич сбрил тогда бороду.) Теперь у него опять борода. Так вот, Йокич встал, уступая свое место на моей кровати солдатке, а сам сел на единственный мой табурет. Этой рокировкой он невольно посадил девушку рядом со мной, потому что я и Славко сидели на кровати. От девушки пахнуло мягкими и сладкими духами. Или это был запах шампуня? Горячей воды в казарме не было, но у солдаток всегда были чистые волосы.

— Она спрашивает, что мы празднуем, — сказал Славко.

— Ничего не празднуем. Просто пьем вино и получаем от этого удовольствие, — ответил я.

— Поскольку других удовольствий мы лишены, — добавил Славко.

— Каких лишены? — спросила девушка. Разговаривая со Славко, она должна была смотреть на меня, так как солдат сидел за мной. Спрашивающая об удовольствиях выглядела лукаво.

— Ну, например, женщин.

— Вокруг много солдат-девушек.

— Все равно вас много меньше, чем добровольцев-мужчин. На всех не хватает.

— Вы можете смотреть на нас сколько угодно. — Солдатка явно подсмеивалась над нами.

— У тебя есть парень? — спросил Славко.

— Не скажу, — сказала она.

— А Петру? Петру что, не твой парень?

— Был, — сказала она. — Уже нет… — Яркие губы, светло-серые глаза, чуть-чуть вздернутый нос. Лицо у нее было задорным, я бы сказал, насмешливо-вызывающим, хотя и простым.

— Ты непостоянная девушка, — отметил Славко. — Раз ты свободна, давай гулять со мной?

— У нас не получится, — сказала она. — Я знаю тебя с того времени, как ты под столом не сгибаясь проходил. Ха-ха, какой смысл с тобой встречаться…

— Скажите, дядя Эдуард, — начал Йокич (он называл меня «дядя Эдуард», и никто меня больше так не называл долгое время, пока через десять лет я не попал в лагерь, где меня вдруг стал так же называть молодой парень-таджик), — дядя Эдуард, как называется такой строй, когда у одной женщины много мужей? Когда у одного мужчины много жен, я знаю, что это называется «полигамия», а когда у женщины много мужей?

— Также «полигамия».

— Йокич мечтает стать одним из твоих нескольких мужей, — засмеялся Славко.

— Молодой еще, — Славица улыбнулась. — «Полигамия»… А что, много мужчин, все работают, а женщина себе сидит, ручки на груди скрестила.

Мы все расхохотались.

— Но зато детей сколько придется нарожать от нескольких мужей, — заметил я.

— Я бы не хотела, — сказала она неожиданно. — Рожать надо от одного, от самого любимого.

Все были согласны. Все против полигамии. Что там можно было добавить. Однако молодым солдатам было тяжело без женщин. В гарнизоне был случай группового изнасилования. Правда, девушка, подвергшаяся насилию, не принадлежала к гарнизону. У нескольких девушек была репутация легкодоступных. Солдаты имели их где могли. Однажды мы, неразлучная троица — Славко, Йокич и я, шли вечером в казарму. Мы возвращались от буфетчика, тот угостил нас вином. Были сумерки, но еще не темно. За госпиталем, у складов, подальше от чужих глаз, солдат со спущенными штанами стоя употреблял девку. В сумерках светился девичий зад и ноги. Пара тихо постанывала. Мы прошли от них в нескольких шагах, пожелав им горячей случки. Они оба захихикали. Мы прошли уже несколько десятков шагов, когда услышали стон солдата, возвещающий о том, что он закончил свою работу. Простонав, солдат затем проявил себя джентльменом.

— Кто-нибудь хочет меня сменить? — предложил он из темноты. — Она не против.

Девушка засмеялась.

— Идите! — сказал я солдатам. Они не пошли. Йокич был наверняка девственником, а Славко не пошел из солидарности со мной.

Мы разлили остатки вина. Замолчали.

— Можно вас, капитан, на минуту? — Славко вывел меня за дверь и зашептал: — Я с ней договорился. Она вам даст, капитан, она добрая девочка. Всем дает, если ей нравится.

— А может, я ей не нравлюсь.

— Нравитесь. Она сказала: «Я боюсь, он страшный, как хорват. Но дам». Сейчас она выйдет с нами, потом вернется к вам одна.

Солдаты и солдатка быстро заторопились и ушли. Я убрал стаканы, выключил свет и, не раздеваясь, в ботинках лег на свою железную койку. На спину. Вспомнил свою неверную жену в Париже.

Она вошла не стучась. Дверь я оставил незапертой. Встала у двери. Я встал с кровати, взял ее за руку и погладил ее ладонь. Ладонь была горячая. Это была единственная ласка, которой мы обменялись. Она подошла к столу. Встала ко мне спиной и нагнулась. Таким образом давая понять, откуда я должен ее брать. Сзади. Сама расстегнула пояс на армейских брюках. Брюки упали на пол. Обнажился полный девичий зад. Тут я понял, как давно не имел женщины. У меня дрожали руки. Я схватил ее за оказавшиеся прохладными половинки попы, вставил ей сзади в щель и попал сразу, потому что щель была разработанная. Подумав «разработанная», я сразу стал спокоен. Потому что она была добрая девочка и давала всем, а раз всем, значит, и мне. Славко договаривался с ней, мне ничего не нужно было ей говорить, да она бы ничего и не поняла.

Потому мы тихо рычали и постанывали. Я щупал время от времени ее крупные сиськи и ляжки. То, чем мы занимались, было не стыдно, не порочно и очень необходимо нам двоим. Она переминалась на ногах, подрагивая на них, как бы находясь в ознобе.