Черно-белое кино - Сергей Каледин Страница 28

— Э-это, мол… как раз сказать хотел временно… Переписал бы ты рассказ, а то от людей неудобно. Переправь поскромнее. — Глеб и к старости не научился говорить по-человечески: тянул слова, вставлял ненужные, при этом страдальчески морщился, будто заранее знал, что любое толковище бессмысленно — никто никого не слышит и понять не может.

Повесть «Шабашка Глеба Богдышева» (про него) я написал тридцать лет назад, и вот только сейчас он отозвался о ней более-менее вразумительно.

— Как живешь, Глебушка?

— Инсульт вылечил временно.

— Это как это?.. — опешил я.

— Босиком ходил на даче и молчал полгода. Прошло… Под женился.

— На ком?

— Еврейка с гор, Хава Исаевна.

— Опять «красавица-богиня-ангел»? Где взял?

— Здесь на Цветном, я же дальше не хожу. Идет носатая такая, скрюченная, выглядит культурно. Хочешь, свадьбу отметим.

Первая жена Глеба была дочерью атомного академика. Глеб перед свадьбой кончил физтех, выиграл полуфинал Москвы по боксу и сделал открытие по физике твердого тела, которое похвалил молодой еще Андрей Дмитриевич Сахаров, приятель тестя. И оказался на распутье: наука, бокс, охота или возлюбленный с детства алкоголь, от которого Глеб отказался «временно», пока учился и занимался спортом? Алкоголь победил. Глеб подарил открытие брату, тоже физику, по-тихому разошелся с женой и занялся, не отвлекаясь, любимым делом. От ранней смерти его спасало природное здоровье и полное отсутствие аппетита — в нем ничего не бродило, не портилось. Он даже и не потел, а потому не очень любил и мыться. На шабашках гигиеничный Васька совестил его: «Ну, хотя бы гениталии помой». Глеб лишь морщился: «Да какой там у русского человека гениталий… так, ерунда…»

Я пригласил былую команду: Зайонца, Ваську и Люлю. Зайонц пришел с букетом роз.

— А где невеста?

— Отсутствует временно. — Глеб пожал плечами. — Она мне не докладывает. Может, в горы подалась.

«Времена года» — панно, оставленное на память Люлей на моем дачном заборе.

Вторая комната в его квартире на Цветном была завалена грубыми овечьими шкурами, упрямо стоявшими колом. На диване — гора мужских помазков.

— Побриться решил, Глебушка? — приподняв дымчатые очки на золотой цепочке, чтобы лучше разглядеть перемены, спросила Люля.

Глеб потеребил длинную, как у старовера, бороду.

— Хава Исаевна бизнес хочет наладить.

Внимательный Зайонц, профессор-геофизик, бард, картавый эстет — наш бывший начальник по Кызылкумам — обнаружил у Глеба на виске свежий шрам. Достал пенсне.

— И-ирочка, — смущаясь, пояснил Глеб. — Огорчилась, что подженился… Убить намеревалась в пьяном виде временно, отверткой. В кость попала.

— Порву… — неожиданно высказалась элегантная Люля. — Ботва голомондая. Пардон.

Ирочка — вторая жена Глеба. Из легких Цветных девушек. Узнать я ее не успел — Глеб не знакомил, сказал только: «Зайди сам в булочную в Печатниковом и на кассе сразу увидишь ее злое лицо».

— Акугатней надо, Глеб Федогович, — сказал Зайонц, пряча пенсне. — А вы, Василий Дмитгиевич, пгекгасно выглядите.

Вася Козырев в лаборатории Чермета нагревал образцы редких сплавов, которые затем рвал на бешеных машинах. Сейчас он принес Зайонцу пучок жаропрочных прутков для камина. Вася, не торопясь, расчесал недавно отпущенные бакенбарды, компенсирующие лысину, и запоздало прокомментировал Люлину реплику:

— Убьешь говно, а сядешь как за человека.

— Какие ты, Вася, бакен… бауэры себе завел, прямо Иван Александрович Гончаров, — отпихивая сомнительный разговор, сказала Люля.

Но Вася с темы не слезал:

— … Ирка Жорику хромому давала, Исааку давала, Сюсе давала… И мне давала, если на то пошло. Я тебе, Глеб, не говорил — огорчать не хотел…

— Васи-илий!.. — укоризненно протянула Люля. — Сэ требьен!

Глеб поморщился.

— Да это когда было-то?.. Еще на старой рабо-оте… Это не считается. Я Ирочку люблю, красавица-богиня-ангел.

— А что ж тебя на евреек-то потянуло? — не унимался Вася, переключаясь на Хаву Исаевну. — Плохо кончится.

— Вась, не гони-и… — вскинулась Люля. — Я тоже жидовка наполовину.

— Ты у нас тихая славянка, — улыбнулся Зайонц, — а вот я действительно не Иванов.

— Ты, надеюсь, ее еще не прописал? — сквозь зубы процедил Вася.

— А как же! — шустро отозвался Глеб. — Ей жить-то негде, она на лавке спала — напротив Никулина Юрия Владимировича.

— Мда… — вздохнул Зайонц.

— Совсем дурак, — покачал головой Вася.

Глеб решил нас проводить. Сначала пошел просто — в рубашке. Вернулся. Надел пиджак и долго стоял перед вешалкой.

— Тяжело, Глебушка? — сочувственно спросила Люля. — Понимаю.

Глеб натянул телогрейку. Задумался и телогрейку заменил на плащ с ушанкой. Потом решительно надел пальто, шляпу, шарф и проводил нас от двери своей квартиры на первом этаже до выхода из подъезда — метров пять.

Я подвез Люлю до дома. По дороге продолжил воспитательную работу, которой безуспешно занимался лет сорок, пытаясь довести Люлю до совершенства. Сейчас критиковал за неверное воспитание дочери.

— Больше не звони, — сказала Люля. — Я тебя просила: хватит меня учить — не улучшай породу. Не слушал. Мы были с тобой Чук и Гек, а теперь ты будешь один Чук.

Давным-давно, в прошлом веке, Глеб запил. Наркологи тогда на дому не обслуживали. Я поехал к Люле в музей Чехова, где она работала экскурсоводом и мыла полы. По дороге зашел в магазин «Кабул» рядом с планетарием, купил ей подарок — коричневый мешок под названием «чехол для люля». Что такое «люль», продавец объяснить не мог.

Люля заканчивала экскурсию.

— Слушай, чего я сегодня ляпнула: «Антон Павлович Чехов родился в своем родном городе Таганроге…» Совсем заработалась…

Потом я излагал ситуацию, она же сосредоточенно стригла ногти в ящик письменного стола. Кто-то заглянул в комнату.

— Уборная — следующая дверь, — не поднимая глаз от ногтей, привычно отреагировала Люля. Потом задвинула ящик. — Поехали. — Надела темные очки, через плечо — объемную сумку с косметикой.

Я потеребил Глеба: живой? Он открыл глаз, обнаружил молодую даму в сером пиджаке с желтыми квадратами.

— Ка-кая клет-чатая…

Люля завела реанимацию: чай, бульон, пилюли… Глеб начал оживать.

— Мне любой алкоголь нипочем, я его знаю в лицо, — заявила Люля. — Со мной Галя Фасонова в школе сидела. От нее утром всегда водкой пахло. Я ей говорю: нехорошо, Галя, водку пить перед уроками. Она обижалась: это не водка, — отвечает, — а календула, в аптеке продается без рецепта.