Платформа - Мишель Уэльбек Страница 28

Вторая радость, которую принесла мне Валери, состояла в ее удиви­тельной доброте и мягкости характера. В иные дни, когда она задержи­валась на работе – а со временем она стала задерживаться все дольше и дольше, – я чувствовал, что она издергана и утомлена до предела. Но она никогда не срывала раздражение на мне, ни разу не рассердилась, не закатила истерики, непредсказуемого нервного припадка из тех, что не­редко делают общение с женщинами мучительным. «Я не тщеславна, Мишель, – говорила она. – Мне хорошо с тобой, мне кажется, что ты – мужчина моей жизни, и на самом деле мне больше ничего не нужно. Но увы: я вынуждена добиваться большего. Я – часть системы, мало что да­ющей мне лично и вообще бесполезной; но как выйти из нее, я не знаю. Надо будет обдумать это на досуге, только не представляю, откуда у нас возьмется досуг».

Что до меня, то я работал все меньше; исполнял свои обязанности от и до. Заканчивал так, чтобы, купив еды на ужин, спокойно успеть до­мой к «Вопросам для чемпиона»; ночевал я теперь у Валери. Как ни уди­вительно, Мари Жанну, похоже, не огорчало отсутствие у меня служеб­ного рвения. Сама она любила нашу работу и всегда была готова взвалить на свои плечи дополнительную нагрузку. Мне кажется, больше всего она ждала от меня доброго отношения – а я и был все это время добр, мил, спокоен. Ей очень понравилось коралловое ожерелье, которое я привез ей из Таиланда, она надевала его каждый день. Готовя доку­ментацию к выставкам, она порой бросала на меня странные взгляды, смысл которых оставался мне неясен. Однажды – это было в феврале, в день моего рождения, – она сказала откровенно: «Ты изменился, Ми­шель. Не знаю, в чем именно, но ты выглядишь счастливым».

Она была права; я был счастлив, я это помню. В жизни, понятно, вся­кое случается, нас подстерегает множество проблем, старость, смерть – все так. Однако, вспоминая эти несколько месяцев, могу засвидетельст­вовать: счастье существует.

А вот Жан Ив, безусловно, счастлив не был. Помнится, мы ужинали как-то втроем в итальянском ресторане, точнее в венецианском, короче, в каком-то довольно шикарном месте. Он знал, что из ресторана мы с Ва­лери пойдем домой и будем любить друг друга. Я не находил, что ему ска­зать, все и так было ясно, даже слишком. Ясно было, что жена его не лю­бит, что она, возможно, никого никогда не любила и, вероятно, никого никогда не полюбит. Не повезло ему, вот и все. Человеческие отноше­ния не так сложны, как их расписывают: бывают ситуации неразреши­мые, а вот чтоб действительно сложные – это редко. Ему, понятно, надо было разводиться; дело непростое, но необходимое. Что я мог доба­вить? Мы исчерпали тему, еще не доев закуски.

Затем перешли к будущей работе в «Авроре»: у Жана Ива и Валери уже родились кое-какие идеи относительно возрождения «Эльдорадора», они знали, в каком направлении думать дальше. В своей среде оба считались компетентными специалистами; но они не имели права на ошибку. Провал на новой должности не означал бы конца их карьеры: Жану Иву было тридцать пять лет, Валери – двадцать восемь; им бы поз­волили попробовать еще раз. Однако подобные промахи не забывают­ся, им пришлось бы начинать заново с гораздо более низкого уровня. Все мы жили в обществе, где заинтересованность в работе обусловлива­лась зарплатой, или, шире, – материальной выгодой; такие понятия, как престиж и почет, отошли на второй план. При этом развитая систе­ма перераспределения доходов через налоги позволяла здравствовать всяким паразитам и просто никчемным людям, к которым в некотором роде относился и я. Существовавшая у нас экономика смешанного типа медленно эволюционировала в сторону большего либерализма, посте­пенно преодолевая предубеждение против ссуды под процент и против денег вообще, еще живое в странах с давней католической традицией. Жан Ив с Валери ничего от этого не выигрывали. Некоторые выпускни­ки ВКШ, совсем еще молодые, иные так просто студенты, даже и не ду­мали устраиваться на работу, а сразу пускались в биржевые спекуляции. Подключались к Интернету, оснащали компьютеры новейшими про­граммами наблюдения за рынком. Иногда объединялись в клубы и тогда получали возможность распоряжаться более значительными средства­ми. Так возле своих компьютеров и жили, работали посменно двадцать четыре часа в сутки, никогда не брали отпусков. У них у всех была одна простая цель – к тридцати годам стать миллиардерами.

Жан Ив и Валери принадлежали к поколению, которое еще не мыслило свою жизнь без хождения на службу; и я, их старший това­рищ, в сущности, тоже. Мы все трое намертво увязли в социальной си­стеме, как насекомые в куске янтаря; пути к отступлению нам были от­резаны.

Утром 1 марта Валери и Жан Ив официально приступили к работе в ком­пании «Аврора». На понедельник, 4 марта, было назначено собрание всех, кто имел отношение к проекту «Эльдорадор». Генеральная дирекция зака­зала достаточно известной конторе по изучению социологии поведения, именуемой «Профили», анализ перспектив развития клубов отдыха.

Входя в первый раз в зал заседаний на 23-м этаже, Жан Ив немного волновался. В зале сидели человек двадцать, каждый из которых не один год проработал в «Авроре», и этим коллективом ему теперь пред­стояло руководить. Валери заняла место слева от него. Все воскресенье он провел за изучением личных дел: он знал имя, обязанности и послуж­ной список каждого из присутствующих и все-таки побаивался встречи. Сероватый день вставал над департаментом Эсон, относящимся к числу «проблемных». В свое время Поль Дюбрюль и Жерар Пелиссон решили построить офис компании в Эври [12]: земля тут стоила недорого, и совсем рядом проходила автострада, ведущая на юг и в аэропорт Орли; в ту по­ру Эсон был тихим предместьем. Теперь же уровень преступности здесь считался самым высоким по стране. Каждую неделю совершались напа­дения на автобусы, автомобили жандармерии и пожарных; грабежам и хулиганским вылазкам даже не вели точного учета: по некоторым оцен­кам, реальная цифра в пять раз превышала число поданных жалоб. Зда­ние компании круглосуточно охранялось вооруженной бригадой служ­бы безопасности. Внутренняя инструкция рекомендовала служащим после определенного часа не пользоваться общественным транспор­том. Сотрудники, работавшие допоздна и не имевшие личного автомо­биля, вызывали такси – «Аврора» заключила соглашение с парком о льготном тарифе.

Когда в зале появился Линдсей Лагарриг, специалист по социологии по­ведения, Жан Ив обрел уверенность в себе. Социологу было около трид­цати, длинные волосы завязаны на затылке, на лбу залысины; одет в спортивные брюки «Адидас», футболку «Прада», поношенные кроссовки «Найк» – короче, ровно так, как и подобает знатоку человеческого пове­дения. Для начала он раздал собравшимся содержимое своего портфе­ля – тонюсенькие папки, в которых лежали графики со стрелочками и кружочками. Первая страница досье представляла собой ксерокопию за­метки из «Нувель обсерватер», точнее из приложения, посвященного отпускам. Она называлась «Отдыхать иначе».

– В двухтысячном году, – Лагарриг принялся читать статью вслух, – массовый туризм уже исчерпал себя. У нас возникла потребность в путешествии индивидуальном и этически ориентированном.

Первый абзац представлялся чтецу весьма симптоматичным для по­нимания происходящих перемен. Он несколько минут распространялся на эту тему, после чего призвал аудиторию обратить внимание на следу­ющие слова: