Генри и Катон - Айрис Мердок Страница 28

Герда, нахмурясь, слушала. А Люций вдруг представил себя в съемной комнатенке где-нибудь на севере Лондона, живущим на свои жалкие сбережения и пенсию по старости и проводящим все дни в местной публичной библиотеке. Ужасная и вполне возможная перспектива.

— Ты хочешь пожизненное соглашение?

— Нет, конечно нет…

— Я пожизненное не хочу. Я признаю, что имею безусловное обязательство перед тобой точно так же, как перед Родой и Беллами.

Это было не самое лучшее решение вопроса, но Люций почувствовал облегчение.

— Я имею в виду не то, что отношусь к тебе как к…

— Не сомневаюсь, дорогая, не сомневаюсь. Mutatis mutandis [27].

— Просто мне хочется немного побыть одной с Генри.

— Да, понимаю, конечно. Прекрасно тебя понимаю. И разумеется, уеду…

Люций был рад услышать это рациональное объяснение, хотя упоминание о молодом хозяине породило мысль: предположим, он уедет, а если потом Генри не позволит ему вернуться?

Герда, все еще в рабочих брюках, смотрела на огонь в камине и не следила за изменениями настроения Люция.

— Думаю, если мы останемся одни… он будет… это будет лучше…

Если они останутся одни, он пожалеет ее, думала она про себя. Она заставит его, и ему придется сжалиться. В противном случае она будет обречена на мучения, на безумие, а это немыслимо, она должна знать свою участь. Она кажется ему суровой. Если бы только он начал понимать ее! За последние несколько дней независимое поведение Генри, его вежливая, отчужденная холодность постороннего изменили Герду. Необъяснимая волна возмущения, которое она испытывала поначалу, схлынула. Тогда, если бы Генри захотел обнять ее, утешить в ее утрате, стал бы уверять, что будет заботиться о ней, заменит ей Сэнди, она бы, наверное, в ужасе отшатнулась от него. Теперь же, когда подобное вряд ли бы произошло, она ясно видела свою потерянность, отчаянность своего положения, отчаянность, которая заставила ее быть совершенно глухой к чувствам Люция, к его жалкой гордости и страху, что его отошлют к Одри. Теперь Герда понимала, что, если Генри просто возьмет и вернет ей дом, что он мог сделать, если он просто бросит ее здесь одну навсегда и вернется в Америку, она сойдет с ума. Генри был всем, что у нее осталось, она не могла потерять его и не допустит этого.

В холле неожиданно раздался сильный шум, парадная дверь со стуком распахнулась и послышались громкие голоса. Герда и Люций посмотрели друг на друга и вскочили на ноги. Выбежав в холл, они увидели Генри и девушку, всю заляпанную грязью.

— Мама, это Колетта Форбс. Она промокла до нитки, я тоже, мы искупались в озере!

Таким возбужденным мать еще не видела его за все то время, что он был дома.

Герда, несколько лет не встречавшая Колетты, была поражена так же, как Генри в первый момент. Она помнила маленькую девочку, но прошедшие годы превратили Колетту в молодую женщину. Несмотря на детскую дружбу Генри с Катоном, Маршалсоны и Форбсы никогда не общались, даже когда Бёрк был жив. Герда никогда особо не ладила с умницей Рут Форбс. Позже произошла ссора по поводу того, по чьим землям проложат дорогу; и у Герды сложилось впечатление, что Джон Форбс относится к ней с презрением, как к малограмотной особе, через удачное замужество перескочившей bgrande dame [28]. Возможно, и Люций невольно усилил это впечатление. Он познакомился с Гердой через Джона Форбса, и хотя Джон Форбс, конечно, ничего такого не говорил, Люций чувствовал, что Джон не понимал и не приветствовал его чудесной дружбы с Гердой. Он подозревал, что Джон смеялся над ними обоими. И чувствительный Люций отдалился от него. Вот так и вышло, что Герда, хотя, безусловно, с тех пор встречала Колетту, все же лучше помнила ее маленькой девочкой, бегавшей с Генри и ее братом.

— Да вы оба мокрые, хоть выжимай! — воскликнула Герда. — Немедленно переодеваться, небось окоченели от холода… что стряслось?

— Миссис Маршалсон, простите, пожалуйста, я вам весь ковер испачкала…

— Генри, ты насквозь мокрый, пойди и переоденься.

— Я мокрый только наполовину. Вот Колетта искупалась с головой. К счастью, у нее есть с собой во что переодеться. И я, если не возражаешь, тоже пойду. У меня зуб на зуб не попадает. Мама позаботится о тебе.

Генри поставил чемодан Колетты на пол и, смеясь как сумасшедший, помчался наверх.

— Миссис Маршалсон, мне ужасно жаль, это все моя вина…

Люций, заметив, как заманчиво мокрое платье облегает Колетту, предложил:

— Может, ей сперва глотнуть бренди, тут есть?

— Идем наверх, — велела Герда. — Примешь горячую ванну. Люций, прихвати чемодан.

Все трое отправились наверх: Герда, не переставая восклицать, Колетта — извиняться; перед спальней Герды Люция отправили назад. Герда включила горячую воду, Колетта скрылась в ванной вместе с чемоданом, а Герда села на кровать и разговаривала с ней через дверь.

— Я такая дурочка: поплыла в лодке, а потом она стала тонуть, Генри расскажет вам…

— И что сделал Генри?

— Ничего, то есть а что он мог сделать?..

— Тогда как же он так вымок?

— Он вытаскивал меня… Ох, что я за дура… и ваша ванная теперь в грязи, и полотенца черные…

А в это время Генри плескался у себя в горячей ванне и не мог сдержать улыбки. Вылезши из ванны, он надел нагретую одежду, натянул свитер. Энергично вытер полотенцем мокрые волосы и взглянул на себя в зеркало. Рыжий акробат на трапеции под куполом цирка, с огромными глазами, настороженный и спокойный в желтом воздухе. Минуту спустя он был внизу, в гостиной.

— Мой бедный Шарик, вот бренди, виски, выпей, ты, должно быть, без сил; я, пожалуй, и сам приму, с ума сойти...

Появились Герда с Колеттой. Длинные волосы Колетты, наскоро высушенные у Герды перед калорифером, блестящим пушистым облаком окружали ее голову и плечи, и она застенчиво пыталась пригладить их ладонью. На ней были твидовая юбка с блузкой и пуловер.

— Идите сюда, ближе к огню, и выпейте, это вас согреет… — Люций поспешил к ней со стаканчиком бренди.

— Нет, спасибо, не хочется. Мне нужно домой, правда нужно, я спешила туда, возвращалась автостопом из колледжа, и меня подбросили до Диммерстоуна, вот почему я пошла через парк, извините, а потом… вечер был такой чудесный, и я увидела лодку…

— Ну конечно, конечно…

— Я причинила всем столько хлопот, прошу прощения…

— Пустяки, не стоит извиняться…

— Мне действительно надо идти, доброй ночи и огромное спасибо всем…

— И куда ты пойдешь? — поинтересовался Генри, который до этого молча смотрел на нее.