Есть, молиться, любить - Элизабет Гилберт Страница 28

Я так и не поняла, хочу ли вообще детей. Осознав в тридцатьлет, что не хочу ребенка, я сама себе удивилась; как вспомню тот шок, так сразузарекаюсь давать обещания насчет того, что будет со мной в сорок Могу толькосказать, что чувствую в данный момент: я очень рада своему одиночеству. Я такжеуверена, что не стану торопиться и заводить детей лишь потому, что потом могу ипожалеть, что их у меня не было; эта мотивация не кажется мне слишкомубедительной, чтобы подарить нашему миру очередного младенца. Хотя порой людирешают продолжить род именно по этой причине: чтобы застраховать себя отразочарований.

Пожалуй, люди заводят детей по разным причинам: иногдапотому, что им хочется о ком-то заботиться и наблюдать за развитием новойжизни; иногда потому, что у них нет выбора; бывает, что таким образом пытаютсяудержать партнера или произвести наследника; а некоторые вообще рожают безовсяких рассуждений. Не все эти причины равноценны, и не все альтруистичны.Впрочем, то же самое можно сказать о причинах не иметь детей. Но вместе с темне все они свидетельствуют об эгоизме.

Я заговорила об этом, потому что никак не могу смириться собвинением, которое не раз предъявлял мне муж, по мере того как наш брак разваливался, —с обвинением в эгоизме. Когда он называл меня эгоисткой, я всегда безропотносоглашалась и принимала его обвинения, все до последнего. Ну надо же — еще дажене родила детей, а уже пренебрегаю ими, заранее ставлю себя на первое место! Неуспев стать матерью, я стала плохой матерью. Эти дети — несуществующие дети —не раз всплывали в наших ссорах. А кто о детях заботиться будет? Кто будетсидеть с ними дома? Кто станет деньги зарабатывать? Кто будет кормить детейсреди ночи? Помню, когда жить с мужем стало совсем невыносимо, я сказалаСьюзан: «Мои дети в такой семье расти не будут!» И Сьюзан ответила: «Может,хватит разговоров о каких-то непонятных детях? Этих детей нет, Лиз. Почему бытебе не признать, что это ты не хочешь жить несчастливо? И твой муж тоже. Лучшебы вам сейчас это понять, а не в родовой, когда матка раскроется на пятьсантиметров!»

Помню, как раз тогда меня пригласили на вечеринку вНью-Йорке. У одной пары — оба были известными художниками — только что родилсямалыш, а мама к тому же праздновала и открытие новой галереи, где проходилавыставка ее картин. Помню, я смотрела на эту женщину, маму новорожденного, моюподругу, художницу, которая пыталась одновременно быть хозяйкой на приеме (онпроходил в ее квартире-студии), баюкать малыша и общаться на профессиональныетемы. Признаюсь, прежде мне не приходилось видеть людей, столь явно страдавшихот недосыпа. В жизни не забуду, как она стояла на кухне после полуночи передгрудой грязной посуды в раковине и пыталась прибрать после гостей. Ее муж (мненеприятно говорить oб этом, и я, разумеется, понимаю, что не все мужья ведутсебя так) сидел в соседней комнате, закинув ноги на кофейный столик, и смотрелтелевизор. В конце концов она попросила его помочь на кухне, на что он крикнул:«Да брось ты все — утром уберем». Ребенок проснулся и заплакал. Грудь у моейподруги потекла, угробив ее коктейльное платье.

Но я ничуть не сомневаюсь, что другие гости на той вечеринкеушли с совсем другими впечатлениями. Кто-то наверняка позавидовал этой красивойженщине, у которой и здоровый малыш, и успешная творческая карьера, изамечательный муж, и чудесная квартира, и такое модное коктейльное платье. Навечеринке были люди, готовые, ни секунды не раздумывая, поменяться с нейместами — будь у них такая возможность. Да и сама хозяйка — случись ей подуматьо тех временах — наверняка вспоминает тот праздник как утомительный, но стоящийзатрат времени и сил вечер, один из многих в ее в общем-то неплохой жизни, гдеесть и материнство, и брак, и карьера. Но лично я провела весь вечер, дрожа отпаники, с одной-единственной мыслью: «Надо быть идиоткой, чтобы не понимать:вот оно, твое будущее, Лиз. И ты ни в коем случае не должна этого допустить».

Достаточно ли я ответственна, чтобы заводить семью? Ну вот,опять это слово — ответственность. Оно давило на меня до тех пор, пока я нерешила задуматься и тщательно его осмыслить, разбив на составляющие, которые,собственно, и отражают его истинное значение: способность давать ответ. А вданный момент ответа требовала реальность, где каждая клеточка моего существарвалась покончить с замужней жизнью. Внутренняя система раннего оповещениядавала сигнал о том, что если я и дальше буду продолжать прокладывать дорогулоктями в этом болоте, то доведу себя до раковой опухоли. И что рожать детейлишь потому, что мне трудно и стыдно выяснять неприглядную правду о себе, будеткак раз проявлением кошмарной безответственности, а не наоборот.

В конце концов мне больше всего помогли слова моей подругиШерил, которая в тот вечер обнаружила меня в ванной роскошной студии нашейобщей знакомой, где я пряталась, дрожа от страха и опрыскивая лицо водой. Шерилтогда не знала, что мой брак разваливается. Этого не знал никто. И я ей ни вчем не призналась. Сказала лишь: «Я не знаю, что делать». А Шерил взяла меня заплечи, со спокойной улыбкой посмотрела в глаза и ответила: «Говори правду,только правду и ничего, кроме правды».

Именно так я и попробовала поступить.

Однако развод — это тяжело, и не только сфинансово-юридической точки зрения или потому, что вся жизнь встает с ног наголову. (Подруга Дебора однажды дала мудрый совет: «Никто еще не умирал оттого, что приходилось делить мебель».) Убийственнее всего эмоциональнаяреакция, то потрясение, которое испытываешь, соскочив с накатанной колеипривычного образа жизни и потеряв все те многочисленные удобства, из-за которыхмногие так и катят по одной дорожке до конца жизни. Найти партнера и создатьсемью — основной путь продолжения рода и обретения социальной значимости вамериканском (да и любом другом) обществе. Я убеждаюсь в этом каждый раз —стоит мне побывать на семейном торжестве у маминых родственников в Миннесоте иувидеть, как счастливы эти люди занимать определенную ячейку в определенныйотрезок времени. Сначала они были детьми, потом стали подростками,молодоженами, родителями, пенсионерами, бабушками и дедушками — и на каждомэтапе точно известно, кто ты такой и какие обязанности это подразумевает. Этотакже определяет место, где надлежит садиться во время семейных торжеств. Вдетстве надо сидеть с другими детьми, в старшей школе — с подростками, потом смолодыми родителями, дальше — с пенсионерами. Пока наконец не окажешься втенечке в компании девяностолетних стариков, довольно взирающих на отпрысков. Икто ты тогда? Ясное дело — тот, кто все это создал. Удовлетворение возникаетнемедленно и более того — считается чем-то общепринятым. Сколько раз мнеприходилось слышать, как люди называли своих детей величайшим жизненнымдостижением и отрадой! В период метафизического кризиса, в размышлениях о том,не зря ли проходит жизнь, их именно это и успокаивает — пусть в другихотношениях моя жизнь и была никчемной, по крайней мере, я как следует воспиталдетей.

Но что, если ты выпала из накатанного цикла «семья —продолжение рода», будь то по собственному выбору или против него, по стечениюобстоятельств? Что, если ты оказалась в стороне? Где тогда тебе садиться насемейных праздниках? И как отмечать временные вехи, не опасаясь, чтобессмысленно просвистала отпущенное тебе время? Тогда нужно искать другую цель,другую систему мер для человеческого успеха. Я люблю детей, но что, если у меняих не будет? Что я тогда за человек?