Дьявольский рай. Почти невинна - Ада Самарка Страница 28

Nach Mittag Papan, как и обещали прогнозы, запретил мне какие-либо игры с Рыжей. Зная, как близко я с ней дружу, он на редкость понимающе выдвинул предложение об ограничении общения до невозможного минимума. То есть, пока здесь Мирослава и Машка, общаться с ними, а когда они уедут… По поводу Альхена был другой разговор. В свое оправдание я мямлила, что он проходил мимо, и я просто сказала ему «привет». На меня наорали в сторонке, перед сортиром. Но я не расстраивалась. Впереди меня ждали новые горизонты.

Насупленная Мирослава, муж Валентин и семилетняя Машка ждали нас в пляжном обмундировании под дворовым орехом. Моей целью был обстоятельный и наглый шок. Исключительно ради любимого семейства я вырядилась в собственноручно сооруженный наряд из ультракоротких шорто-трусов и узкого топика на кожаных лямках. Это одеяние, сконструированное из старых вельветовых штанов, маминых поясов и дедовых военных пуговиц, несло в себе, помимо громкого вызова, еще и что-то очень садо-мазохистское, агрессивное и панко-металлическое. На заднице была смелая аппликация из золотой синтетики в виде сердца и знака Венеры. Волосы я зачесала в высокий хвост и намазала губы Зинкиной фиолетовой помадой.

Завидев меня, сгорбленная, худющая, низкорослая сестра встрепенулась, впилась глазами в дополнительные боковые разрезы на шорто-трусах, но на этом все и закончилось, так как желанный недовольный блеск в ее глазах внезапно превратился в какую-то уставшую обиду, и мне стало не по себе. Я не ожидала такой реакции и, обдумывая дальнейшие пакости, отступила.

Мирослава вздохнула и сказала, окончательно озадачив меня:

– Жаль, что мое время прошло так быстро, и я не могу позволить себе что-то подобное.

– С ней говорить бессмысленно, – очень правильно сказал отец.

Я надела наушники и предпочла им общество Джорджа Майкла. Он пел мне про freedom. По дороге на пляж я, наверное, раз пять ловила на себе тяжелые взгляды сестры. По всей видимости, она была неприятно удивлена моим летним обликом, рассмотрев в нем какие-то зачатки сексуальности, в то время как в нашей семье я считалась большим неуклюжим подростком в бандане и с феньками. На ежегодные семейные сборища я приходила тихой и скромной, мало говорила, и если меня о чем-то спрашивали, то отвечала, смешно заикаясь и жуя слова, вызывая всеобщее расслабленное умиление. Сейчас же умилением и не пахло.

Мирослава семенила рядом со своим маленьким худеньким мужем, который с определенной радостью украдкой изучал мой наряд и вылезающее из него тело.

Мне стало вдруг очень жалко ее, и я решила, что больше так одеваться не буду. Столько грусти в человеческих глазах я видела очень редко. К тому же бедная Мирося не предпринимала никаких попыток, чтобы хоть немножко казаться привлекательной. Ее пляжные шорты сидели ужасно и сильно кривили ноги, страшная майка делала ее какой-то бесформенной, а бесцветные светлые волосы, собранные в отвратительную «ракушку» на макушке, сильно старили. И какая-то неудачная косметика, и сгорбленные плечи.

– Ты такая молоденькая, как девочка, – сказала я не совсем удачный комплимент.

Но в свои двадцать восемь лет она, при определенном ракурсе, действительно выглядела младше.

– Ну, конечно… не как мальчик же…

А папаша торжествовал! Конечно, укротив неблагодарного отпрыска, кому не приятно получить бонус в виде хорошо воспитанной старшенькой? А меня, позорище и темноту, забыли.

Забыли. Я невольно поймала себя на том, что все внимание на гремучие 100% уже не может принадлежать мне, и сладкая брешь все-таки существует. Я как можно скорее должна сделать Нехороший Поступок, чтобы их всех от одного моего вида затошнило и не хотелось бы портить себе остаток отдыха на пререкания со мной, потерянной черной овцой. Какая я идиотка, что переживала по поводу их приезда! Я буду искать свой Шанс, они будут отдыхать, и всем нам будет очень весело.

Мирося погрустнела еще больше, когда я сняла все то, что осмелилась назвать одеждой, и в откровенном голозадом бикини начала скакать по пляжу, отгоняя какое-то насекомое. Валентин в этот раз с неодобрением смотрел на мой купальник, а папаша сделал полезную передышку и вообще не смотрел. Всегда бы так.

Мы заняли пять лежаков под тентом в «резервации». Единственным утешением была Машка, которую отпустили вместе со мной в веселую болтанку по волнам. Ребенок тут же проникся ко мне симпатией, а я чувствовала глубокую признательность за такое внимание, и мы радовались друг другу и рассказывали про свои сны, мечты, неудачи и удачи (я была на редкость лаконична). На вопрос, люблю ли я кого-нибудь, Адора ответила коротким горячим кивком. Тут ли он? Утвердительно.

– Когда будем уходить, Маш, я его тебе покажу.

Он тут? Неужели он тут? Он приехал сюда из-за тебя? Ах, если бы… и нырнула в подвалившую волну.

Потом примчалась Танька. Папаша хотел прогнать ее брезгливым жестом, как муху, но сестра, любящая детей, приветливо улыбнулась ей и спросила: «Ты откуда, ребенок?»

Сыграли с Рыжей партию в бридж, и она умчалась обратно в альхенские просторы.

Минут через пятнадцать пришел сам Альхен (пока семья купалась).

– Я вижу, им не до тебя?

– Это ненадолго. Ну, и как тебе моя сестра?

– Я видел ее лишь несколько секунд, когда вы выходили из лифта, поэтому ничего сказать не могу. Правда, у нее на плече родинка, метка ведьмы называется, говорит о чрезмерной страстности или о полной фригидности.

– Скорее о последнем. Весьма ярко выражено… хе-хе…

Альхен пожал плечами:

– Посмотрим. Она такая маленькая… Сколько она тут будет?

– С мужем и ребенком.

– Сколько?

– Четыре недели.

– Вон твой папа идет.

Я вздрогнула, но не обернулась.

– Очень хорошо. Я сделаю сейчас Нехороший Поступок. Они разозлятся на меня и перестанут обращать внимание.

Он улыбнулся:

– Не переусердствуй.

Папашин клич заставил мою кровь замереть в жилах.

Я сделала шаг навстречу неприятелю. Мирослава с нескрываемым ужасом смотрела на полуобнаженный (как и у меня) зад атлетически сложенного Альхена, который, улыбнувшись мне и что-то прошептав, спокойно удаляется обратно за лодочную станцию.

– Кто этот гнусный человек? – спросила сестра у папаши.

– Abomination, – неожиданно лаконично ответила папаша. – Что он от тебя хотел? Я же запретил тебе даже близко подходить к нему! Какой кретинкой нужно быть, чтобы не быть в состоянии выполнить даже такие простые требования! А теперь иди вон!

И я пошла.

На краю пирса меня поймала Машка:

– Чего это они тебя так? Это из-за того человека, о котором ты говорила?

– Да, именно из-за него.