Карт-бланш императрицы - Анастасия Монастырская Страница 28

Вошел, усмехнулся взглядом, мгновенно оценив и лихорадочное возбуждение, и ее девственно белый наряд, и длинные пальцы, нетерпеливо постукивающие по лаковой столешнице. Она боялась нарушить молчание, он — насмешливо тянул паузу. Первой не выдержала Екатерина:

— Вас прислал Шувалов?

В ответ белозубая улыбка:

— Он.

— И?

Еще одна улыбка.

Екатерина нервно облизнула губы.

— И ничего. Я жду распоряжений, ваше высочество.

— Любых? — голос Екатерины, обычно звучный и бархатный, вдруг оказался с досадной прорехой. Нервы пополам с желанием еще не так могут подвести.

Орлов сделал вид, что не заметил пробившейся дрожи, его явно забавлял этот глупый разговор.

— Разумеется, любых. Приказывайте. Я весь в нетерпении.

Собака, какая! Он в нетерпении! Екатерина вновь вглядывалась в его красивое лицо: огромные карие глаза, весело блестевшие под длинными пушистыми ресницами, безупречной формы лоб, гладкий, белый, словно дорогой мрамор. Упрямый нос с хищными ноздрями, пухлый рот — противоестественное сочетание нежности и мужественности. Как ей хотелось дотронуться до этих влажных теплых губ, пахнувших табаком и другими женщинами. Как хотелось попробовать на ощупь смоляные кудри: так ли они мягки, как кажутся?! Как давно она хотела почувствовать на себе тяжесть его совершенного тела и поддаться яростному натиску…

— Вам нравится жить в Петербурге?

Более глупого вопроса нельзя было придумать. Разве что только, спроси она о погоде.

— Пожалуй, да, чем нет, — ответил Орлов и без разрешения уселся в кресле. — Здесь больше наслаждений и больше возможностей.

— А вы любите наслаждения?

— А кто ж их не любит? — удивился он. — Даже собака не против, когда ей почесывают пузо и дают кость с остатками мяса. Что уж о людях говорить?

— И какие наслаждения вам по нраву?

— Власть. Женщины. Деньги.

В первую минуту Екатерина онемела от подобной наглости, однако потом не выдержала и рассмеялась:

— Вы всегда так откровенны?

— Нет. Но с вами — да.

— Тогда ответьте мне еще на один вопрос… Только откровенно.

— Спрашивайте, — он наклонился к ней, напоминая хищного голодного зверя. Екатерину пронзила теплая судорога внизу живота.

— При дворе стало известно о вашей победе над княгиней Куракиной. Она рассказывает удивительные вещи о ваших м-м… способностях. Говорят, что лучше всего вам удается в постели… Что вам лучше всего удается в постели? — выпалила она и отчаянно покраснела.

Орлов уверенно подошел к ней, не смущаясь, коснулся груди в вырезе платья.

— Спальня где?

Екатерина растерялась:

— Там.

— Пошли. Не люблю слов, предпочитаю дело.

Она безвольной куклой поплелась следом, чувствуя, как изменяет смелость. Этого не может быть, не может, не может… Или?

В спальне он первым делом крепко закрыл дверь. Резко обернулся и уже по-свойски, как и подобает хозяину, прижал к себе, давая ощутить свое желание. Оттолкнул.

Хрясть! Платье не выдержало сильных рук и разошлось на груди двумя белыми смятыми половинками.

Хрясть! Молча и с удовольствием рвал на ней одежду, потом толкнул на постель.

— Значит, ваше высочество, хочет узнать, что лучше всего мне удается в постели? Что ж, я готов удовлетворить ваше любопытство.

Ах-ах! Сначала она даже не поняла, что именно он собирается сделать, затем смутилась, дернувшись и закрывая потайное местечко обеими ладонями. Словно невинная барышня. Он нежно и ласково отвел бессильные руки:

— Не бойся. Тебе будет очень хорошо, обещаю.

И от этой клятвы она сникла, расслабилась, чувствуя, как его губы начали исследовать самые укромные местечки ее тела. О! Такого с ней еще не было. Тело благодарно выгибалось ему навстречу, ловя каждое прикосновение, горело от страсти. Внизу стало совсем горячо, женщина закричала…

…А затем накатила еще одна — самая сильная — волна желания, накрыв ее всю от головы до пяток, и, содрогнувшись от сладкого спазма, пронзившего влажное лоно, Екатерина вдруг обмякла и затихла.

Орлов довольно похлопал ее по оголенному животу.

— Таких горячих баб у меня еще не было. Ночью еще приду. Жди.

И вышел, хлопнув дверью.

Екатерина взглянула на себя в зеркало: красная, растрепанная, удивленная и счастливая. Вспомнив необычные ласки Григория, она на мгновение смутилась, но тут же отогнала стыдливые мысли. Чего стыдиться? Любви? Своих желаний?

Напряжение последних дней отступало. Глаза слипались, великая княгиня скинула на пол разорванное платье и, завернувшись в одеяло, провалилась в спокойный и крепкий сон. До вечера еще так далеко, а ей нужно набраться новых сил.