Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 - Татьяна Соломатина Страница 28

Семён Ильич ухватил Татьяну Георгиевну за талию и увлёк от приоконного одиночества, нарушаемого лишь «мелкими сошками», в компанию «министерских тузов».

Да, Татьяна Георгиевна знала, что «у них там», в урологии. Как бы велика ни была больница, подобное не остаётся незамеченным. И не только в больнице. Такое не остаётся незамеченным всей медицинской и около общественностью города и области. Прежний заведующий урологией недавно скончался от… рака предстательной железы.

Анатолий Васильевич Семёнов, врач уролог-нефролог-андролог высшей квалификационной категории, доктор медицинских наук, возглавлял отделение урологии больницы более двадцати лет. Он достаточно рано получил эту должность – достаточно рано по медицинским меркам, где «успешными менеджерами» становятся, как правило, ну никак не раньше сорока лет. И так долго держал бразды правления «хлебным» департаментом благодаря целому комплексу общечеловеческих и профессиональных качеств. Анатолий Васильевич был добрым человеком. Но при этом – отменным администратором. Как в нём уживались эти две противоречивые по сути ипостаси – загадка. Никто и никогда не слышал, чтобы Семёнов кричал или просто повышал голос. Никто и никогда не «съёживался» под его «холодным взглядом». Он всегда был улыбчив, и ему невероятно шли гусиные лапки, радиально разбегавшиеся от внешних уголков его лучистых голубых глаз. Прежний заведующий никогда и никого «не зажимал», не отбирал клиентуру, как это свойственно большинству заведующих. Контроль его был ненавязчив и не унизителен. Не демонстративен. Но все и всегда знали: в случае «если что» Семёнов выручит, прикроет и никогда не вынесет сор из избы. Он умел «выбивать» оборудование и собрал отличный костяк высокопрофессиональных врачей, потому никакие бродящие стадами молодые специалисты и многочисленные интерны его отделению были не страшны. Если когда-то и существовал на свете идеальный заведующий отделением не в теории, а на практике – так это был Анатолий Васильевич Семёнов. Как и любой оперирующий уролог, он собаку съел на гипертрофиях предстательной железы. Целую упряжку собак. Вместе с нартами и поклажей. Он всегда крайне настороженно относился даже к самым безобидным с виду аденомам простаты и предпочитал лишний раз перестраховаться и отправить пациента на консультацию в онкодиспансер, если гистология вызывала хоть малейшие сомнения. И по горькой иронии судьбы – точнее, по злому её сарказму – сам он умер от рака предстательной железы. Болезни, развивающейся, как общеизвестно, медленно. И произрастающей из той самой безобидной доброкачественной гиперплазии простаты. Ещё Анатолий Васильевич, разумеется, знал, что рак простаты – самое распространённое онкологическое заболевание у мужчин. И что в начальных стадиях болезнь может протекать без особых симптомов. И что мужчинам после сорока пяти лет нужно регулярно проходить осмотр и не менее регулярно сдавать анализы. Семёнов был в курсе, что у него аденома простаты. Седьмой десяток, налицо симптомы инфравезикальной обструкции – вялая и прерывистая струя мочи, ощущение неполного опорожнения мочевого пузыря, учащённое мочеиспускание. Никтурия. «Надо бы попросить Зотова в задницу залезть, – подумывал он ночами, глотая таблетки и запивая их крепким кофе. – Хреново это, Толя, императивные позывы! Всё! Завтра же после пятиминутки!» Да и потенция была уже явно не та, не зря молодая, всего лишь сорокапятилетняя жена, смотрела на него зло и неудовлетворённо. Ну да не так страшна импотенция – на седьмом десятке-то! – как слабый напор струи и перерывы во время мочеиспускания. Напор и прицельность струи – вот настоящие мужские качества!

Но «завтра же после пятиминутки» наваливались неотложные дела. Административные, лечебные, семейные. Бесконечная круговерть неотложных дел, которые требовали немедленного разрешения. А что до поссать – пардон, помочиться, – уролог что, не знает какие таблетки глотать?

«Всё! Дальше откладывать некуда! В понедельник с утра тащу Зотова в смотровую!»

Но в понедельник с утра вызывали в горздрав, в министерство, на летальную комиссию, Зотов уходил в отпуск (а никому, кроме старого друга, Анатолий Васильевич не хотел доверять свою задницу).

– Так, Семёнов! – строго сказал как-то раз тот самый Зотов, стоя у соседнего писсуара. Они гуляли в ресторане и, прям как девочки, пошли в туалет вместе. – Или ты мне клянёшься здоровьем сына, что завтра мы тебя обследуем, или я тебя прямо тут делаю пальцевое исследование! – категорически завершил он тираду, сперва скептически понаблюдав за мучениями товарища, а затем задрав голову и свирепо поглядев на старого друга снизу вверх. Сильно снизу и сильно вверх. Анатолий Васильевич был ростом под два метра и весьма атлетического телосложения. Коротышка Зотов доставал ему разве что до плеча.

– Ну ладно, Коля, ну чего ты… Чего тут клясться?! Написано же: «не клянись!» – залебезил Семёнов. – Тем более – сегодня. Завтра как с куста! Это всего лишь аденома. Аденома – она вовнутрь, потому и… – Он печально потрусил кое-каким органом, заправил его в штаны и, несколько бравируя, застегнул ширинку. – Рак уже дал бы о себе знать. Были бы боли в суставах и прочие прелести метастазов. Я аденому торможу пилюльками, не ссы!

– Я-то как раз ссу, а не выдавливаю из себя по капле!.. – мрачно констатировал Зотов. – Ладно, так и быть, не сегодня. И – так и быть, ладно, – сегодня не клянись. Но завтра!..

В ресторане справляли свадьбу Семёнова-младшего. Василий Анатольевич Семёнов, врач-уролог, бывший чуть не на голову выше своего почти двухметрового отца, наконец решил узаконить свои отношения с коротышечкой-однокурсницей, еле-еле дотягивающейся разве что до его груди и уже родившей ему крохотную дочурку.

«Завтра» случилось через неделю. После того, как Зотов прибегнул почти ко всем возможным способам – упрашиваниям, угрозам и даже шантажу: дал слово чести рассказать жене Семёнова о интрижке её супруга с главной сестрой ургентного оперблока (десятилетней давности). Анатолий Васильевич, отчаянно струсив (ибо нрав у его супруги был ох как крут), согласился на осмотр и сдачу анализов. А затем – и на биопсию простаты. На основе комбинации факторов, таких как Gleason score, скорости повышения уровня ПСА в сыворотке крови и, наконец, количестве раковых клеток в ткани простаты, пациенту Иванову И.И., на которого была заведена карта, был поставлен диагноз: «Рак предстательной железы. T1N3M3». Что в переводе с медицинского на людской означает: «Запущенный. Неоперабельный. С метастазами в жизненно важные органы».

– Как же так? – после чуть не залпом опорожнённой пол-литровой бутылки водки, наконец смог заговорить Семёнов. – Связи между доброкачественной аденомой простаты и раком не обнаружено… Исследования не указали статистически достоверной зависимости.

– Значит ты – внестатистический счастливчик, – загробным тоном подытожил Зотов.

– Коля, но как же?! У меня же ничего не болело!

– А лимфоузлы у себя в паху ты, мудак, не мог пощупать?!

– Лизе – не слова! – сказал Семёнов.

– Ладно. Ни слова не скажу Лизе. Втайне от неё пройдём парочку курсов химиотерапии – она, разумеется, не заметит, как ты похудеешь, облысеешь, посереешь и станешь жидко срать и блевать дальше, чем видишь. А потом я – разумеется, втайне от Лизы – незаметно прикопаю твой хладный труп где-нибудь в окрестностях городской свалки. Не волнуйся, Лиза ничего не узнает!