Воющий мельник - Арто Паасилинна Страница 28

Хуттунен несколько раз пересчитал деньги. Все точно, ровно столько он положил в банк год назад, плюс проценты. Как только суматоха утихнет, он пойдет за продуктами в соседнюю губернию. Вот и рыболовные снасти пригодились. И дичь можно подстрелить на ужин. Он осмотрел ружье — красивое, добротное. Магазин на пять патронов, оптический прицел. Но с охотой сейчас лучше подождать, по выстрелу его сразу вычислят.

Вечером, увидев в бинокль человека, Хуттунен так и передернулся от страха. По болоту бежал невысокий мужчина, неся на спине что-то тяжелое. Хуттунен присмотрелся. Что он тащит? Казалось, на спине у него был какой-то сосуд, словно большая темная бочка. От Хуттунена до болот было километра два, на таком расстоянии не разглядишь, но ясно одно — человек очень спешил. Толстяк бежал по топким болотам и, несмотря на тяжелую ношу, даже не останавливался передохнуть. Он направлялся в сторону Пууккокумпу. Хуттунен зарядил ружье и стал ждать гостей. Если он один, то Хуттунен не будет прятаться. Но рюкзак на всякий случай Хуттунен припрятал в кустах.

Человек приближался. Хуттунену удалось рассмотреть в бинокль, что на спине он нес перепачканную сажей пятидесятилитровую бадью. Металл тихо позвякивал. На другом плече висели какие-то палки и трубки.

Добравшись до холма, человек, явно старик, остановился, снял ношу, тяжело вздохнул и побежал обратно. Налегке он передвигался довольно быстро. Видимо, какое-то срочное дело.

Хуттунен не понимал, зачем старик бросил свою черную бадью посреди болот. С какой целью?

Человек исчез в лесу. Хуттунену хотелось сходить посмотреть, что это за бадья, но он не решился. Кто знает, для чего старик ее сюда приволок? Может, это огромная бомба, чтобы заманить в ловушку любопытного мельника? Люди жестоки, их ум коварен, лучше быть зрителем, покуда возможно.

Через некоторое время старикашка снова выбежал из леса, таща на спине сосуд, который, казалось, был даже тяжелее первого. Теперь понятно, почему он убежал — перенести сюда, в пустынные болота, остальные вещи.

Хуттунен в бинокль наблюдал за странным несуном. Теперь тот тащил блестящий сосуд, поменьше первого, но, судя по всему, гораздо более увесистый — сам он уже не бежал, а торопливо шел в направлении Пууккокумпу и первой бадьи.

Когда старик подошел ближе, Хуттунен смог рассмотреть на его спине двадцатилитровую молочную цистерну, видимо, полную, потому что с каждым шагом ноги его уходили в землю. Добравшись до места, старик свалил на землю тяжелый груз, перевел дыхание и снова взвалил на себя черную бутыль. Хуттунен убрал бинокль, взял ружье, взвел курок и стал ждать развития событий.

Старик двигался к его наблюдательному пункту. С ружьем наготове Хуттунен спрятался за елями. Кто знает, какие намерения у этого мужика?

Только когда бедняга взобрался на вершину холма, Хуттунен его узнал. Это был почтальон Пииттисярви. Его знали все, и Хуттунен, и все деревенские. Хороший мужик, но горький пьяница, а что делать? Сколько хороших мужиков себя водкой сгубило… Хуттунен несказанно обрадовался — к нему шел человек, и его не Яатила подослал. Пииттисярви было лет пятьдесят, он овдовел еще до войны и теперь весело жил себе на скромную зарплату почтальона, вечно без денег и часто под мухой. Бывало, он разносил письма навеселе, а посылки — в страшном похмелье. Трезвый он был кротким тихоней, но когда выпьет, мог даже самым зажиточным фермерам, которым повезло больше, чем ему, резать правду-матку в глаза.

Задыхаясь, Пииттисярви все-таки забрался на гору, бросил на землю тяжелую ношу — бадью и трубки. Весь в мыле, как загнанная лошадь, руки дрожали от тяжелой работы, на лице — страдание, пот ручьями стекал на одежду. Он утерся грязным рукавом, подержался за сердце. Над его головой кружило густое облако комаров, но у старика даже не было сил отмахнуться. Затем он повернулся и пошел за цистерной.

Управившись с делами, Пииттисярви наконец успокоился, сел у цистерны и закурил. Видно, он совсем обессилел, так как прикурить смог лишь с третьего раза — спички гасли в дрожащих руках.

— Черт тя дери…

Старик валился от усталости, злился, и немудрено — столько километров пробежать по болотам с таким грузом, и у здорового-то мужика настроение испортится.

Хуттунен с ружьем в руках вышел из укрытия.

— Здорово, Пииттисярви.

Почтальон вздрогнул от неожиданности так, что папироса упала. Он узнал мельника, и усталая улыбка озарила морщинистое лицо.

— Гунни, черт тя дери! И ты тут!

Пииттисярви поднял с земли упавшую папиросу, предложил Хуттунену, тот, в свою очередь, поинтересовался, что привело почтальона на гору. И что за посудины он притащил.

— Ты что, не знаешь о самогонном заводе?

Пииттисярви рассказал, как он построил самогонный завод в Реутуваара — старое, проверенное место. И брага уже забродила, утром надо было сливать, а тут вдруг шум, гам в лесу, люди с ружьями. Собаки лаяли, звали Хуттунена. От сигнальных выстрелов весь лес гудел.

— Ну, ты понимаешь, пришлось давать дёру. И забирать с собой завод. Весь день таскаюсь с ним, переплыл реку, лодку в суматохе упустил. Потом сюда. Весь день в мыле. На восточном берегу все еще шумят. Ох, я тебе скажу, тяжело мне сегодня пришлось!..

Пииттисярви отдышался, взглянул на бадью, на цистерну, на трубки и счастливо улыбнулся.

— И все-таки мне удалось спасти завод от их жадных лап! Во время войны-то, когда наши отступали, у меня похожий случай был. Наш батальон оставался последним в Каннасе, с пулеметом, а когда стали отступать, пришлось на себе тащить эту чертову махину. Правда, самогонный аппарат куда тяжелее. Пулемет что — взял и побежал, а тут скачи по болотам туда-обратно.

Хуттунен извинился, что из-за него почтальону пришлось так надрываться. Но веселый старикашка только махнул рукой:

— Да брось ты, Гунни. Я тебя не виню, это все пристав крутит. Возьми папироску!