Линия красоты - Алан Холлингхерст Страница 28

— Вообще-то мне двадцать один.

— Ты посмотри на него, а? — рассмеялся Пит.

— Ник живет тут рядом, за углом, — сказал Лео. — На Кенсингтон-Парк-Гарденс.

— Правда? Очень мило.

— Собственно говоря, я там не живу, просто гощу у старого друга, однокурсника…

Лео тактично не стал развивать эту тему, сказав вместо этого:

— Ник разбирается в мебели. Его старик торгует антиквариатом.

Пит пожал плечами, неопределенным жестом обвел свои скудные пожитки, вежливо предложил:

— Что ж, будь как дома…

Так Ник и сделал: мысленно включив музыку, чтобы не слушать бывших любовников, углубившихся в тихий разговор, — он ничего не желал знать, ни хорошего, ни дурного, — принялся осматривать товар Пита. Здесь были потрепанные кресла времен Людовика Шестнадцатого, подозрительно новенький на вид кабинет в стиле рококо, мраморная голова мальчика, а у окна — пара столов, напомнивших ему умывальник в Хоксвуде. Одна стена была затянута огромным выцветшим гобеленом с изображением вакханалии — бледные фигуры обнимались и плясали под красно-коричневыми деревьями. Гобелен была чересчур велик, нижний край его, завернувшись, лежал на полу, и ухмыляющийся сатир у Ника под ногами напоминал черта.

Единственным, что здесь представляло интерес, был сам Пит. Лет сорока с лишним, с редеющими волосами песочного цвета, лысиной на макушке и седоватой козлиной бородкой. Дюйма на два выше и Ника, и Лео, хотя и сутулый. На нем были потертые джинсы, джинсовая рубашка, что-то еще в том же стиле — костюм придавал ему вид дерзкий и агрессивный, словно старина Пит готов побороться за то, что ему принадлежит, и с презрением смотрит на бедного Ника, никогда ни за что не боровшегося. По крайней мере, так объяснил себе Ник собственный дискомфорт, смутное недовольство и робость, охватившие его у входа в мир настоящих геев. Он представлял себе Пита какой-то бесполой фигурой, вроде отца, стариком в галстуке и с аккуратно подстриженной седой бородой. А этот Пит, такой, каким он оказался, бросал отблеск новизны и на Лео. Теперь Ник смотрел на своего друга — тот стоял в небрежной позе, прислонившись крепким, тугим задом к краю антикварного столика, — новым взглядом: Лео здесь, с этим немолодым и непривлекательным мужчиной, как дома, потому что этот мужчина — его старый любовник, и вместе они сотни раз делали сотни вещей, о которых Ник осмеливается только мечтать. Ник не знал, как и почему окончилась их любовь, однако по манерам, позам, интонациям видел, что близость, пусть и чисто дружеская, между ними сохранилась, и завидовал, хотя и не знал, какого конца отношений хотел бы для себя. Лео почти ничего не рассказывал о себе — то ли игра, то ли привычный для него стиль. Однако теперь Ник удивлялся тому, что после Пита Лео выбрал его.

— Посмотри-ка на это, Ник, — вежливо предложил Пит, стараясь занять гостя. — Ты должен знать, что это.

— Симпатичная вещица, — заметил Лео.

— Еще бы не симпатичная! — отвечал Пит. — Это Людовик Пятнадцатый.

Ник окинул взглядом шкафчик с затейливой инкрустацией.

— Да, это encoignure, — ответил он и добавил, со слабой надеждой произвести впечатление: — N’est-ce pas? [4]

— Вообще-то у нас это называется угловой буфет, — уточнил Пит. — Слушай, малыш, откуда ты выкопал такое чудо?

— На улице подобрал, — подмигнув Нику, ответил Лео. — Бродил там, такой одинокий и потерянный…

— Ник, а где у твоего отца магазин? — поинтересовался Пит.

— В Барвике, в Нортхэмптоншире.

— Разве это произносится не «Баррик»?

— Так говорят только местные аристократы.

Пит щелкнул зажигалкой, сделал глубокую затяжку и закашлялся. Только сейчас Ник заметил, что он, кажется, в самом деле нездоров.

— Так-то лучше, — проговорил Пит. — Значит, Бар-вик. Да, бывал там. Тихий маленький городок в сердце доброй старой Англии, так?

— У нас очень красивая ратуша, восемнадцатого века, — добавил Ник, чтобы помочь ему вспомнить.

— Я там как-то прикупил шкаф времен Директории, bombé — если ты понимаешь, о чем я.

— Это вряд ли у нас. Наверное, у Гастона. Отец занимается в основном английской мебелью.

— Да? Ну и как сейчас идет торговля?

— Честно говоря, так себе, — ответил Ник.

— Да говори уж прямо: ни черта не продается! И у меня та же история. Еще четыре года с мадам Тэтчер — и мы все окажемся на улице. — Пит снова закашлялся, Лео хотел взять у него сигарету, но Пит его отстранил. — И долго ты живешь в Лондоне, Ник?

— Ну… месяца полтора.

— Полтора месяца? Ясно. И как, освоился в городе? Может, сводить тебя куда-нибудь? В «Волонтере» бывал?

Лео заметил, что Ник колеблется, и сказал:

— Нечего ему делать в этой богадельне. По крайней мере, пока он на пенсию не вышел, как все тамошние завсегдатаи.

— Осваиваюсь потихоньку, — сказал Ник.

— Я вот не знаю, где сейчас собираются молоденькие.

— Ну, например, в «Шефтсбери», — ответил Ник, припомнив рассказы Полли Томпкинса, частенько завязывавшего знакомства в этом пабе.

— Но ты ведь, кажется, не особенно любишь пивнушки? — заметил Лео.

— Если ценишь сильные ощущения, мальчик, — сказал Пит, — обязательно побывай в «Лифте».

Ник покраснел и покачал головой, чувствуя, что выглядит дураком.

— Я, право, не знаю…

Он был безумно смущен, особенно от того, что все происходило на глазах у Лео, и в то же время странно польщен тем, как пожилой гей пытается угадать его вкусы. Собственно говоря, свои вкусы он и сам представлял смутно.

— А когда ты познакомился с нашей Леонтиной?

Это Ник помнил с точностью до часа и минуты, однако ответил неопределенно:

— Недели три назад.

От этого допроса он чувствовал себя все более глупо. Имя Лео в женском роде Ника не удивило, он и сам порой тренировался в именовании Полли Томпкинса «она», хотя, в отличие от других, никак не мог понять, что в этом пикантного и забавного.

— Я ее так называю, — объяснил Пит. — Дорогая Леонтина. Дорогая в прямом смысле — ты уже приготовил чековую книжку?

На это можно было не отвечать, однако Лео пробормотал неохотно:

— Ладно, ладно, Пит, мы верим, что о ценах тебе известно все.

Ник принужденно хихикнул. Пит, кажется, расслабился: выражение его сухого, сероватого лица стало более непринужденным, он снова затянулся сигаретой, уставившись на унылый гобелен — одну из тех злосчастных вещей, что пылятся в лавках годами, и в конце концов хозяин выносит их на помойку, полагая, что они навлекают неудачу на весь магазин. Нику снова вспомнилось, что Пит болен, только он не знает чем.