Сказитель из Марракеша - Джойдип Рой-Бхаттачарайа Страница 28

— Потом, как подыщем ему подходящее место, фото вам отправим, — пообещала женщина.

Я молча улыбнулся. За годы работы я слышал множество подобных обещаний, однако до сих пор не получил ни единой фотографии. Наверно, это в природе вещей; я не виню своих заказчиков. Каждый раз ими движет благой порыв.

— Может, завтра мы закажем портрет моего мужа, — шаловливым тоном произнесла чужестранка.

— Я к вашим услугам, мадам, — серьезно отвечал я.

— Ты ведь хочешь портрет? — спросила чужестранка своего спутника.

Он только огладил бороду, но ничего не ответил.

Мы уладили финансовый вопрос, пожали друг другу руки, и чужестранцы ушли. Мне было грустно; впрочем, меланхолия почти всегда охватывает меня, когда я расстаюсь со своим произведением. Это в природе вещей. Я провожал чужестранцев взглядом и видел, как они двинулись к авеню Мохаммеда Пятого, и даже сделал несколько шагов в этом направлении. Однако я довольно быстро взял себя в руки и вернулся к мольберту. Сложил его, убрал кисти и краски и стал смотреть на набросок чужестранки. Это меня утешило.

— Я рассказываю об этом, совершенно не стыдясь, — закончил портретист. — Не понимаю, как может быть иначе. Чужестранцы чрезвычайно мне понравились; на следующее утро я не поверил в их исчезновение. Мысль о них не оставляла меня, не давала работать. Их лица в разных ракурсах теснились в мозгу, застили новый портрет. То и дело меня охватывало безумное желание бросить все и бежать прочь, однако я напоминал себе, что за нужда меня тут держит. Я не мог позволить чувствам мешать работе. Поэтому я никуда не побежал; я остался писать портреты.

На сем Тофик потупился и замолчал.

Хадиджа кивком подозвала меня, заставила наклониться. Понизив глухой голос до шепота, она сказала:

— Здесь находится человек, у которого совесть нечиста.

Я быстро оглядел слушателей и ответил:

— Знаю.

Хадиджа резко обернулась к портретисту:

— Скажи, юноша, есть ли среди собравшихся человек, которого ты видел в тот вечер на площади?

Тофик огляделся, помедлил и указал на мотоциклиста.

— Его я видел в тот вечер, — заявил он уверенным тоном.

Мотоциклист не стал скрывать свое истинное лицо.

— Твои слова лживы, как и вся твоя дурацкая история.

Художник двинулся к мотоциклисту, но Хадиджа воздела руку.

— Оставь его, — сказала она. — С ним связываться себе дороже.

— Кто он такой? — спросил художник, резко остановившись.

— Полицейский, — последовал ответ. — Джемаа — его территория.

Мотоциклист нехорошо усмехнулся. Слова его были обращены к Тофику:

— Завтра чтоб явился в участок ровно к девяти утра. Обсудим отдельные пункты твоей деятельности в Марракеше, господин художник из Танжера.

Хадиджа тотчас вмешалась:

— Что за нужда, сержант Мохтари, применять такие крутые меры? Мальчик всего-навсего ответил на мой вопрос. Может, договоритесь?

Полицейский усмехнулся неприятнее прежнего.

— Мне его мазня без надобности. — Следующая фраза относилась ко мне: — Я уезжаю. Чтоб к полуночи прикрыли лавочку. Понятно?

И завел мотор. Мы молча смотрели ему вслед. Когда он скрылся из виду, художник вздохнул и упавшим голосом произнес:

— Теперь я пропал.

— Ничего подобного, — послышалась неожиданная реплика Хадиджи. Она смотрела в сторону переулка, в котором скрылся полицейский. — Вот кто пропал, — сказала Хадиджа.

Мы воззрились на нее, однако она не стала вдаваться в подробности. Я спросил напрямую; Хадиджа только отмахнулась. Слова ее были обращены к нищенке Азизе.

— Как зовут вашу собаку? — властно спросила она.

Азиза вздрогнула и смутилась, оттого что снова стала центром внимания.

— Лючия, — отвечала она дрожащим голосом. — Лючия, что значит «свет».

— Кто дал собаке это имя? — продолжала Хадиджа.

Дочка Азизы, Айша, опередила мать.

— Чужестранец. Чужестранец предложил назвать собачку Лючией, — смело отвечала девочка. — Он был молодой. Смуглый. Красивый.

— А борода у него была?

— Да, кудрявая темно-рыжая борода, — кивнула Айша. — Она окружала лицо как львиная грива.

— Он был один?

— Он был с прекрасной госпожой. Она говорила мягким нежным голосом. Он не знал нашего языка, и госпожа переводила для него. Они выслушали нашу историю и пожалели нас.

Хадиджа обернулась ко мне:

— Видишь теперь?

Толстяк, сидевший рядом, попытался возразить:

— Откуда ты знаешь, что девочка говорит именно о наших чужестранцах? По Джемаа ходят толпы бородачей со смазливыми спутницами. Откуда ты знаешь, что это именно они?

— Знаю, и все, — отрезала Хадиджа.

И снова обратилась ко мне. В голосе было торжество.

— Как звали пропавшую девушку?

Я улыбнулся.

— Ее звали Лючия.

— Откуда тебе известно? — выкрикнули в толпе.

Мой ответ был прост:

— Я сам спрашивал ее имя.