Кошачий король Гаваны - Том Кроссхилл Страница 27

Раз у нас выдалось свободное утро, Йосвани пригласил нас посетить ресторан своего дяди Элио.

– К нам сегодня приезжают трое гитаристов из Камагуэйя, – сообщил он за завтраком.

Утро выдалось влажным и являлось приятной альтернативой периодам ужасной жары и дождей. Во время последних по улице неслись водные потоки вперемешку с мусором.

Мы набились в «автобус» и поехали в Ведадо, где в тени самого высокого небоскреба Кубы стоял ресторан «Трез гавьота».

Он располагался в патио двухэтажного здания и представлял собой полное воздуха пространство с бетонным полом и простыми деревянными столами, которые защищал от дождя выцветший пластиковый навес. Когда мы пришли, только один столик был занят – за ним сидела молодая немецкая пара и ковыряла салат с курицей и вялыми капустными листьями. Рядом со стеной расположились музыканты, пятеро мужчин с седеющими волосами. Увидев нас, крепкий, коренастый контрабасист заиграл.

– Привет, дядя, – поздоровался Йосвани. – Это мой кузен Рик и его подруга Ана.

– Добро пожаловать. – Элио пожал мне руку, поцеловал Ану в щеку и повернулся к Йосвани: – Начинаем в пять. Немцы хотят «Гуантанамеру».

– «Гуантанамера», понял, уже иду, – кивнул Йосвани.

– Я принесу вам что-нибудь освежиться, – пообещал Элио, прежде чем уйти вместе с племянником.

Группа заиграла требуемую песню. Дядя Йосвани пел, одновременно играя на контрабасе. Трое гитаристов исполняли замысловатые соло. Затем они весело перешли к «Комнате в Туле» и «Чан Чан». Йосвани играл на конгах, выбивая ритм легко и непринужденно.

Выслушав все попурри, Ана подошла к Йосвани:

– Очень мило. А вы не сыграете что-нибудь кроме «туристического набора»?

– Например?

– Что-нибудь из Сильвио Родригеса. «Марипозас» или «Охала»?

Йосвани посмотрел на гитаристов. Троица кивнула, но Элио пожал плечами:

– Я не знаю слов.

– Я знаю, – улыбнулся Йосвани.

Ну, разумеется.

Гитаристы завели меланхоличную мелодию.

У Йосвани оказался низкий, грубоватый, но приятный голос. Он пел о любви, о детях, убитых бомбами и напалмом, о порядочной девушке, которой приходится думать, что о ней скажут люди в церкви.

Ана тихонько вздохнула:

– Он еще и поет.

«А я могу смонтировать классный кошачий ролик, – подумал я. – И пятнадцать раз выходил в топ “Реддита”».

Но когда кузен потом подошел к нашему столику, я его похвалил. Потому что он и правда хорошо пел. И потому что страдать унынием одно дело, а быть говнюком – совсем другое.

Я посмотрел на часы:

– Через сорок минут у нас встреча с Рафаэлой. Пора идти.

– О, я не могу, – призналась Ана. – Прости! Йосвани ведет меня на вечеринку сальсы в Плайя. Никаких туристов, только местные. Говорит, я могу там поснимать.

Забавно, думал я, добираясь до Авана Вьеха на «миндальке». Я приехал в Гавану, мечтая научиться танцевать, стать крутым парнем и завоевать Ану. Но, покинув Нью-Йорк, перемудрил и теперь чувствовал себя самым большим придурком в целой стране.

Кипя от досады, я быстро дошел от Авана Вьеха до Музея шоколада.

Рафаэла Пилар Гонзалес встретила меня у кафе на улице Меркадерес, одной из шикарных отреставрированных улиц Старого города, где во всем блеске была представлена колониальная архитектура. Пожилая леди стояла у самой стены, держась подальше от потока туристов. Она надела стильное синее платье, туфли на высоких каблуках и уложила волосы в замысловатую прическу.

Я мгновенно пожалел, что вырядился в простые джинсы и футболку. Как-то не подумал, что наша встреча для этой дамы событие.

Увидев меня, Рафаэла просияла:

– Я всю ночь не спала. Тебе столько нужно узнать, милый.

Музей шоколада представлял собой смесь кафе и кондитерского магазина. Туристы выстраивались в очередь, чтобы увидеть настоящий шоколадный зоопарк: сладкие фигурки медведей, черепах и кроликов. Кафе же такой популярностью не пользовалось.

Официантка шлепнула на стол меню и удалилась, не сказав ни слова. Подобное поведение в Нью-Йорке вызвало бы бурю возмущений, но в Гаване в государственных заведениях казалось нормой. Чего церемониться с посетителями, если все равно никто тебя не уволит.

– Тут чудесное место, – сказала Рафаэла. – Горячий шоколад восхитителен.

– Так давайте его закажем. – Понимая, что она вряд ли часто куда-нибудь так выходит, я прибавил: – И прошу вас, закажите еще что-нибудь поесть. Что хотите.

– Последнее время я разочаровалась в еде. Все изменило привычный вкус. Но этот горячий шоколад… он словно возвращает меня в прошлое. Когда я девочкой жила в Ольгине, а «Фидель» было просто мужским именем.

– А…

– Там было кафе, оно называлось «Эль принчипе». Друг моей матери, большой волосатый мужчина по имени Альберто, там работал. Он угощал меня горячим шоколадом. Я сидела у окна, пила его, а мама с Альберто уходили на улицу целоваться. – Рафаэла усмехнулась. – Они думали, я ничего не знаю. Куда там! Впрочем, я не возражала. Любовалась на огни в окне, яркие неоновые буквы на вывеске. Дома у нас не было электричества.

– Правда?

– Пока Фидель не спустился с гор, в мою деревню свет не проводили. К тому времени я уже переехала в Гавану, вышла замуж. До сих пор помню письмо, что получила от младшей сестры. Как она радовалась этой светящейся груше на потолке в спальне. Несколько месяцев спустя в деревне открыли школу. Сестра пошла туда учить математику, литературу и прочие предметы. Вот почему я не жаловалась, когда мой Эдуардо решил пойти в армию. Фидель и барбудос вели Кубу к будущему.

– А теперь? – спросил я, вспомнив о Миранде Гальвес, подруге Йоланды. – Они все еще ведут Кубу к будущему?

Рафаэла моргнула, словно очнувшись, и минуту пожевала губу.

– Конечно, у нас есть проблемы. Как и в любой стране. В Штатах на улицах полиция стреляет в невинных людей, а бедняки умирают, потому что у них нет денег на доктора. – Она примиряюще пожала плечами. – Но мы здесь не за тем, чтобы обсуждать политику. Позволь рассказать тебе о твоей матери.

Официантка подошла записать заказ. Когда она ушла, я спросил:

– Какой мама была?

– Я встретила ее в день переезда, – сказала Рафаэла. – Высокая тоненькая пятнадцатилетняя девочка, одна кожа да кости. Носила красивое летнее платье на два размера больше. Помню, я еще надеялась, что когда-нибудь она до него дорастет. Мы столкнулись на лестнице, я с Эдуардо как раз заносили мебель. Она предложила помочь, хотя явно хотела бежать дальше по своим делам. Эдуардо согласился, и твоя мама несколько часов трудилась с нами. На следующий день я повела ее в «Коппелию» и угостила мороженым. Она без умолку болтала об учебе, парнях и рассказах, что сама писала.