Дед - Михаил Боков Страница 27

Все остальные разбрелись по поляне – словно смущаясь недавней близости, в которой оказались по вине фотоаппарата. Агенты кружком уселись на траву. Достали консервы, доставленные последним вертолетом, ловко вскрыли ножами жестяные банки, стали есть. Подельники Ганина отошли под сень леса. Серега Солодовников рассказал анекдот, потом еще один, все были с бородой, но смеялись над ними так, словно слышали впервые. Смех должен был показать их пренебрежение к происходящему. Пусть вокруг все горит огнем, но уверенные в себе матерые дядьки все равно будут смеяться – вот что он заявлял.

«Ради кого мы встаем в позу? – внезапно подумал Ганин. – Ради жрущих агентов? Танк был выкопан, дело было сделано, для чего мы продолжаем торчать тут, расхаживая последними героями и неискренне гогоча?»

Он почувствовал раздражение.

– Короче так, ребзя, – он наклонился к своим. – Паспорта нам отдали, ловить здесь больше нечего. Уходим сегодня ночью. Все согласны?

Возражений не последовало.

– Вещи соберем, как стемнеет. До той поры не суетимся, ведем себя спокойно. Я пока отойду.

– Ищешь связь? – спросил Виктор Сергеевич.

– Ее, проклятую, – Ганин вздохнул.

Интернет и мобильная связь – чертов Интернет и чертова мобильная связь – не желали ловиться. Подняв телефон над головой, Ганин обошел поляну. Он углубился в лес – постаравшись, впрочем, не заходить далеко: опасался вчерашнего волка. Прошел мимо агентов и обратно – связь не ловилась. Наконец он сдался. Достав из кармана штанин мятую пачку «Галуаза», взобрался на пригорок, подальше от всех, стянул майку и под самым жарким солнцем уселся курить.

Варя. Варенька. Варенок. Он подумал о том, как приедет и поведет Варю гулять – обязательно в парк. Он купит ей надувных шаров, самых ярких, и сладкой ваты. Варя очень любит сладкую вату, но Марина редко разрешает ее есть. «Сахар, – говорит Марина. – Сплошной сахар». Плевать. Когда они будут в парке, Варя получит столько сахарной ваты, сколько захочет. И тогда, зарывшись лицом в розовое ватное волокно, она поднимет на него глаза и спросит: «Зачем ты делаешь это? Зачем подкупаешь меня? Ведь у меня теперь есть другой папа…»

Ганин выругался и швырнул окурок на землю. День не складывался. Жизнь не складывалась. Все катилось к чертям.

– С вами все в порядке?

Галина Веденеева подошла тихо и теперь, прикрыв ладонью глаза от солнца, разглядывала его.

– В полном, – буркнул Ганин. – Несмотря на то, что мир напоминает адскую плавильню.

– Синоптики говорят, это лето – одно из самых жарких, какие бывали здесь. Возможно, даже самое жаркое. На западе уже вовсю горят леса. Новгород заволокло гарью, нечем дышать.

– Ребята в лагере говорили о пожарах. Но сами мы огня не видели. На нашем направлении пока чисто.

– А какое оно, ваше направление?

Ганин подумал, стоит ли отвечать, и решил ответить. Ведь не побежит же девчонка докладывать об их маршруте фээсбэшникам? Да и маршрут, если поразмыслить, до настоящего момента оставался условным: шли в одну сторону, пришли в другую, сами не ведая куда. А теперь и вовсе встали на месте.

– Мыски, – сказал он. – Наше направление – окрестности деревни Мыски. Знаете такую?

– Я выросла в этих местах. Знаю. До Мысков отсюда километров тридцать. И идти вам надо было не здесь, а взять правее километра на два-три. Правее – речка, двигаться вдоль русла легче, там полого. А тут – бурелом. Вы ведь с юга пришли?

– С юга.

– Значит, вам надо было к реке. Карту не смотрели, что ли?

– Смотрели, – ответил Ганин и запнулся. Вспомнил, как уходили из лагеря пьяными в дым и как неверную дорогу указал им странный лесной дед, который, возможно, и не существовал вовсе, а всего лишь привиделся с перепоя.

– Ночью шли, – сказал он. – Вот и сбились с пути.

– Что же вы ходите по ночам? Почему не днем?

– Нужда заставила.

– А знаете, что про вас говорят?

– Эти? – уточнил Ганин, кивнув туда, где пировали агенты и возились с танком специалисты спасательной службы.

– Они самые.

– И что же?

– Они говорят, что все вы поголовно – преступники и рецидивисты. А если и нет, то просто циничные и безжалостные люди, готовые мать родную продать, лишь бы заполучить то, что лежит в земле. Говорят, что вы грабите могилы, что вам незнакомы слова «память», «уважение», «почитание предков». Они считают, что вы годитесь только для мародерства, и вам без разницы, что перед вами: кости ваших отцов или врагов ваших отцов. Вы все готовы пустить на продажу.

– Старая добрая полицейская шарманка, – сказал Ганин. – Ее мелодия не меняется никогда.

– А еще они рассказали про танк.

– Дайте угадаю. Они заявили, что сами нашли его. А мы тут нарисовались сбоку припека – пускать добро на продажу, пока они не подтянули силы. Я прав?

– Правы. Сказали, что, опоздай вертолет минут на пятнадцать, вы бы уже распилили его на части. Сказали, что у вас уже был включен автоген.

Ганин пожал плечами.

– Что тут возразишь? Даже если я сейчас скажу вам: пойдемте, посмотрим наши вещи, и вы сами увидите, что никакого автогена у нас в помине нет, – вы ведь не поверите мне, правда? Вы решите, что мы успели спрятать автоген.

– Они сказали, что о танке им сообщили местные жители. А вы, ваша группа, набрели на него случайно, когда первый вертолет уже летел сюда.

– Получится отличная заметка, не правда ли? Доблестные силовики вновь отразили угрозу и поставили негодяев на место. Отличная, и в ней будет ни слова правды. Потому что на самом деле – как бы тяжело вам ни было в это поверить – хорошие ребята на этой поляне – мы, а не они. Включите свое чутье.

Сразу после этих слов кто-то за спиной Ганина заорал «Есть!», а потом что-то тяжелое обрушилось ему на плечи. Он рухнул, придавленный, а тяжесть у него на спине начала выкручивать ему руку. Где-то еще орали неразборчиво; кажется, закричала Галина, а потом в лицо Ганину прилетел ком земли, и все крики перекрыл топот бегущих ног.

Когда его подняли, ошалевшего, со скрученными руками, первым, кого увидел Ганин, был Кузьмич. Глава районной администрации стоял напротив него – его лысина блестела на солнце.

– Тю-тю, Андрюша, – сказал он. – Влопался.

Ганин повертел головой. За его спиной возвышались, крепко прихватив его, двое полицейских, вечные сопровождающие Кузьмича. За спиной районного главы отирались еще трое. Их лиц по сложившейся традиции Ганин не узнал: глава районной администрации менял полицейских, как чистоплотная девушка трусики: дважды с одними и теми же на улицу не выходил.

«На огороде он, что ли, выращивает их, в самом деле?» – в который раз подумал Ганин, а вслух сказал – нарочито развязно, пытаясь скрыть волнение: