Американская ржавчина - Филипп Майер Страница 27

– Ну ладно, братан, – кивнул приятель Дэрила.

– Все нормально. – Айзек понял намек и развернулся, чтобы идти дальше.

– Эй, – окликнул Дэрил, – а ты все еще присматриваешь за отцом? Черт, я думал, ты уже давно где-то там, проводишь всякие научные эксперименты и все такое.

– Вот как раз за этим и сматываюсь, – отозвался Айзек. – Если кто обо мне спросит…

– Могила, брат.

Айзек махнул рукой и пошел прочь. Вот это в Долине хорошо. Здесь все свободолюбивы. Стукач – хуже убийцы. Даже эти двое на стороне Малыша. Он не делает различий между героями и убийцами. Между богатыми и беспомощными.

Айзек все шагал и шагал. Дэрил, значит, ошивается в компании белых расистов, что ж, обычное нынче дело. “Грозовой Фронт”, так они себя называют. Явились, когда заводы встали, и теперь Пенсильвания наводнена ими. Их тут больше, чем в других штатах, он читал. Здесь же холмы, пустынно – могут устраивать свои сборища. Но все равно их никто всерьез не принимает. И не слышно, чтоб они приставали к кому-то. Впрочем, легко рассуждать, когда ты белый.

Вскоре на другом берегу показался Алленпорт, здесь по-прежнему функционировал завод “Вилинг-Питтсбург”, хотя все понимали, что дни его сочтены – они перешли на работу в одну смену, всего сто человек персонала. Из ворот заводского двора выполз длинный поезд, груженный рулонами листовой стали.

Потом еще несколько миль леса, а потом он увидел причал с баржами напротив Фейетт-Сити, пристань и огромные белые резервуары; несколько барж на приколе – трубы, рулевые рубки, квадратные обрубленные носы, пустые баржи пришвартованы вдоль противоположного берега. Деревья, кусты, повсюду зелень – вздымается в небеса, зелень над головой, и под ногами, и даже над водой, единственный оголенный клочок пространства – гравийная насыпь железной дороги. Белое пятно в кустарнике. Пенопласт? Кость, берцовая. Отрезанная, выветренная до белизны, животное или жертва неудачного прыжка с поезда. Источник фосфора. Старые кости – удобрение для новых цветов. Регенерация. Возрождение. Малыш уже жил прежде. Малыш сидел на носу ладьи викингов, охотился на белых медведей. Спасал своих товарищей в кровавой каше Омаха-Бич. Сбитый с ног, он поднимается вновь. Живет с честью – один из немногих. Людям неловко смотреть, они смущенно отворачиваются от него, и Малыш остается один. Принимает общество лучших и худших. Принимает себя самого.

Малышу надо бы передохнуть минутку, подумал он. Не спал уже семьдесят два часа. Он отыскал укромное местечко в зарослях на берегу, улегся поверх спального мешка и мгновенно уснул. Проснулся, когда почти стемнело, и тут же вновь пустился в путь. Передохнул восемь часов, и хватит. Перезагрузился. В Фейетт-Сити он пришел в темноте – маленькие квадратные домишки, пустые магазины, железная дорога вдоль самой кромки воды, женское платье валяется на насыпи. Рельсы бегут мимо крошечных белых коттеджей с ухоженными газонами. Он опять проголодался, прикинул, что прошел около десяти миль, свернул с путей в сторону главной улицы в поисках еды. Пусто. Все лавки переместились в торговые центры за городом. Ну и отлично. Попробуем прожить тридцать дней без еды. Прямо сегодня и начнем. Он вернулся к железной дороге.

В черной речной воде отражались звезды. И кажется, что давным-давно ты разговаривал с живым человеком. Не обращай внимания на бурчание в животе. Острая боль, потом тупая, вот опять скрутило. Подумай о чем-нибудь еще. До ближайшей звезды двадцать пять триллионов миль. Проксима что-то там. Зажглась еще до появления динозавров. И будет светить, когда на Земле не останется ни одного живого существа. Далекие галактики, триллионы звезд. Сколь бы ничтожным ты себя ни воображал, все равно не представить – атом, пылинка.

Неубедительно. Разумеется, это правда. Все равно что страдать по поводу собственной смерти. Твой единственный долг – смириться с неизбежным и прожить на всю катушку. Единственный настоящий грех – не ценить жизнь. А тем временем показался Чарлрой, идешь в хорошем темпе. Вон те краны, должно быть, Четвертый Шлюз. Взбодрись. Он похлопал себя по щекам. Нормально. Огни Чарлроя на другом берегу рассыпаны по склону холма. Он уже у шлюзов – здесь ее и нашли. Заметили в створе шлюза – на фоне светлых цементных стен она казалась темным пятном. Ли рассказала. А она откуда узнала? Никому неведомо, где она погрузилась в воду, только место, где показалась на поверхности. Где ее вытащили. Спустя две недели. Старик уверен, что ее убили, какие-нибудь скинхеды, но вскрытие обнаружило – легкие заполнены водой. Пить хочется. Нашли утопленника, иными словами – ненасильственная смерть, да чудо, что ее вообще заметили. В карманах пальто речная галька, одиннадцать фунтов. Это ты прикинул приблизительно. Набил карманы камнями и взвесил. Одиннадцать фунтов кого хочешь утянут на дно, даже Поу. Старик застал тебя за тем, как ты взвешиваешься. И воображаешь, как мать идет по берегу, собирает камешки, напевает вполголоса. У нее была своя боль. Страшная, глубоко внутри. Извечная. Отпусти ее.

Айзек ускорил шаг, глядя прямо вперед, надо идти всю ночь, пускай многие мили пролягут между нами. Спать можно днем. Он проходил мимо каких-то развалин, по виду бывших складов, когда на узкую дорогу вдоль путей свернула машина. Айзек шагнул в кусты зачем-то, потом увидел свет прожектора – копы. Присел на корточки, пока патруль проезжал мимо, луч проплыл над головой. Наверное, вызвали местные. Пугаются одного твоего вида. Потом подумал, что мог бы попросить у полицейского глоток воды, но продолжал прятаться, пока машина не скрылась.

Начал продираться через кусты к заброшенному складу. Во рту совсем пересохло – не зацикливайся. Это все игры разума, поверишь – и проиграл. Найдешь какой-нибудь ручей. Но ручьев-то больше не будет – это промышленный район. Спустя несколько минут он уже спускался по насыпи к пакгаузам; у разваливающейся стены навеки застыл автопогрузчик. Сквозь заросли горца пробрался к ржавой бочке, заполненной дождевой водой, раздвинул листья, плавающие на поверхности, зачерпнул ладонью, терпкая, с металлическим привкусом, но он все равно проглотил, чтобы смочить горло, зачерпнул еще. Наверное, чуть позже пожалеет об этом.

Уже на пороге здания внезапно скрутило живот, еле успел присесть в канаве. Подтереться нечем. Прощай, Мистер Чистюля. С водой что-то не так? Да нет, слишком быстро, просто пустой желудок среагировал на раздражитель. И не припомнить, когда в последний раз так обгадился.

Айзек обошел склад вокруг, подергал все двери, одна оказалась открыта. Посветил фонариком – замызганный пол, кучи каких-то железяк, медную проволоку и трубы уже наверняка растащили. Сразу у входа еще одна дверь в маленькую комнату, офис наверное, здесь почище и не так пыльно. Столы и старые шкафы. Вот тут и останусь, решил он. Пахнет застарелой мочой. Вытащил спальник, расстелил его на столе – верстак бывший, что ли, не разберешь.

С трудом, но начал согреваться, а потом устроился удобно и согрелся окончательно, но все равно не мог уснуть. Мысли все крутятся в голове, ну что ж, попробуй старый прием. Он сунул руку в штаны, потискал немного – никакого эффекта. Слишком устал. Вспомнил Поу и сестрицу, как она вскрикнула, сдавленный стон, и уже через минуту таких размышлений у него отлично встал, отвратительные мысли – о собственной сестре, ну и ладно, за последние два года это больше всего похоже на настоящий секс, с тех пор как они с Оутум Додсон занимались этим после ее выпускного, он до сих пор не понимал, почему она пошла с ним, а потом уехала в Пенн Стейт ^[17]. Да потому что у тебя одного на всю школу были мозги. Но это не единственная причина – Малыш и в тот раз все держал под контролем. Малыш все устроил, это он запросто предложил вслух то, на что никогда не отважился бы старина Айзек Инглиш. И ты уже на диване в ее каморке, она приподнимает свою маленькую аккуратную задницу, чтоб тебе легче было стянуть с нее белье. И вот, гляди-ка, голая девчонка лежит перед тобой, раздвинув ноги. Он долго водил пальцем туда-сюда, внутрь-наружу, удивительно, как легко там скользит. Грезил, лежа в темноте, а рука по-прежнему в штанах, старая фантазия, но неплохая, и он кончил и сразу же уснул.