На каждом шагу стукач - Илья Гуглин Страница 27

Конечно, телеграф был хорош, но работал очень медленно, громко шумел и часто ломался. К сожалению, ничего лучшего не было.

Была, конечно, и телефонная связь, но она имела свои недостатки. Не будем вдаваться… Вспомним лишь некоторые эпизоды, когда из-за плохой слышимости клиент выскакивал из телефонной будки и готов был разнести её в клочья. Другое дело телеграф. Он всегда был надёжен и ответственен, как и всякая цифровая техника. К тому же очень удобным для толкового человека, обладающего интеллектом и фантазией. Ведь для того, чтобы меньше платить, можно было сочинить текст с минимальным числом слов, но несущий максимум информации. В этой связи я часто вспоминаю телеграмму, полученную от сына, уехавшего с группой студентов в поход в Карелию. Она была не многословной: «Ку-ку. Саша». И этого было достаточно, чтобы прекратились беспокойства, бессонные ночи, разговоры об опасностях и крутых нравах северных рек… На мой взгляд, эта телеграмма вполне могла претендовать на рекорд Гиннеса. Но «краткость – сестра таланта», часто вступает в противоречие с другой характеристикой информации: инфор мативностью.

– Не мог же он пожалеть один рубль. Наверное, что-то случилось… Обокрасть некому… Кругом безлюдье… Потерял?.. Бывает… Утопил?..

Да, утопил. Когда переворачивается байдарка в ледяной воде, некогда думать о деньгах, документах и ключах от квартиры… Ах, дети, дети. Они когда-нибудь поймут… Но всё это было намного, лет на 20, позже. А в то время меня занимали другие мысли…

…Нужно было изготовить второй макет, но не было возможности, основная тема требовала полной отдачи. Ведь это было в далёком 1966 году. Намного раньше, чем начали появляться работы в этой области. Если подходить к этому серьёзно, то следовало бы написать несколько заявок на изобретение. Так поступают зарубежные фирмы. Но заниматься этим не было времени. К тому же институт патентной экспертизы уже достал или довёл (как вам будет угодно). Поэтому и решил пойти другим путём, успею разобраться с Бережковской набережной…

– А что говорят на кафедре? – спросил Лёша Медокс, мой сосед в гостинице аспирантов.

– Кафедре сейчас не до меня… Работа не в струе и не по теме… Электронный телеграф… Какое скучное название. Нужно будет придумать что-то более подходящее. Кстати, что ты знаешь о Морзе?

Самую малость. Не больше, чем о Ползунове и Черепанове…

Наша беседа проходила вечером, в парке, куда мы вышли прогуляться. Погода была на редкость приветливой и располагала к неторопливому разговору, а назойливые любительницы приключений уже куда-то пропали, найдя, очевидно, более подходящих клиентов… Лишь на одной скамейке сидели двое неприкаянных. Похоже, что они только недавно, расстелив свою газету самобранку, приступили к своей трапезе. Мужчина, высокий и мрачный, скрывал своё лицо под большой фуражкой а-ля аэродром, а девушка, излишне весёлая, всё время почему-то повторяла: «Я после первой не закусиваю», а также: «Я не переживу, я не переживу! Ох, уж эти мне кавказцы…»

Лёша, как это бывало и раньше, помолчал, глянул в сторону скамейки, а затем начал то, что сохранилось у него в памяти.

– Талантливый изобретатель Сэмюэл Финли Бриз Морзе родился в нормальной, вполне приличной семье, и ничто не предвещало ему каких-либо отклонений. У него рано возникла тяга к живописи, поэтому и образование он получил соответствующее. Как незаурядный художник Морзе удостаи вался наград и даже был избран на должность профессора живописи в Нью-Йоркском университете. Но однажды, когда он возвращался из поездки в Европу, разговор со случайным попутчиком коснулся последних достижений электротехники, и Морзе узнал просто «невероятное», что электрический ток распространяется по проволоке на большие расстояния и практически мгновенно. Обычное физическое явление навело его на мысль, что таким образом можно передавать различные сообщения, вместо световых сигналов, используемых в то время. Другими словами – почту. Это прозрение круто изменило жизнь 42-летнего творческого человека. Он выбросил в помойку все свои краски и кисти, накупил книги по электротехнике и превратил часть своей квартиры в лабораторию. Недостаток знаний он компенсировал упорным трудом и консультациями у специалистов. То, что рядовой учитель физики может сделать за пару часов, у Морзе растягивалось на длительные сроки.

Наконец время, упорный труд и лишения, дали результат. Морзе сотворил то, чего добивался на протяжении долгого времени, – телеграфный аппарат был сделан в двух экземплярах и продемонстрирован в 1837 году в стенах Нью-Йоркского университета на небольшой бухте провода. Историки говорят, что Морзе был настолько наивен, что предложенный им код в виде точек и тире он даже не пытался превратить в обычные буквы и цифры. И только поэтому многие годы господствовала морзянка, как самый надёжный код общения, а сигнал бедствия SOS (… – …), вообще, спас многим жизнь…

После этого начался второй этап его творческих испытаний. Те, кто должен был приветствовать появление нового средства связи, почтовые компании, увидели в лице изобретателя серьёзного конкурента и стали прилагать максимальные усилия, чтобы похоронить новинку. Морзе приходилось бороться не только с почтовиками, но и с бедностью, реальной спутницей изобретателей, чьё творчество не находит поддержки у государственных чиновников…

– Но он всё-таки прорвался! – вставил я.

– Да, всё-таки прорвался, – повторил мои слова Лёша. – Его система была принята и признана, на него посыпались ордена, слава и деньги. Особенно после прокладки кабеля между Вашингтоном и Балтимором… Но на это ушли все его деньги и жизнь…

– Конечно, на большую идею можно положить часть жизни, – продолжал Лёша, – но где гарантия, что её всё-таки признают? Ты ведь читал Дудинцева «Не хлебом единым». Там всё расписано…

На этом Лёша остановился, и мы ещё долго бродили вдоль аллей. Мне иногда казалось, что он читал мои мысли. Поэтому я не удивился когда он, как бы очнувшись, сказал:

– К Степанову не ходи. Говорят, что он дивергенцию от градиента не может отличить…

– Чиновнику из министерства этого не нужно… Завтра у меня с ним встреча…

Не ожидал я, что столь высокопоставленный руководитель министерства сидит в обычной комнате вместе с двумя другими сотрудниками. Мне казалось, что у него должен быть кабинет с длинным столом, человек на двадцать. Здесь же, всё было иначе.

Он придвинул к своему столу стул и кивком головы пригласил меня сесть. Сам же, выдвинув у стола нижний ящик, начал искать какую-то бумагу.

«Наверное, ищет недостающую дивергенцию», – подумал я, рассматривая своего собеседника. Высокого роста, худощавый, он совсем не был похож на большого начальника. Что его отличало, так это колоритные усы, как будто не я, а он был настоящий запорожец. Рядом стоял массивный книжный шкаф, полностью забитый отчётами… И ни одной книги. «Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты», – почему-то промелькнуло в голове. Вскоре он нашёл то, что искал, и, развернув перед собой лист чистой бумаги начал что-то писать. Потом поднял на меня глаза и, как бы невзначай, бросил: