Перелетная элита - Юрий Поляков Страница 27

Человек так устроен, что придает датам и числам особое мистическое значение, а от завершения одного цикла и начала другого обязательно ждет добрых перемен, даже если объективная реальность подсказывает: возможно, будет хуже. Однако по жизни нас ведет наша субъективная реальность, и она всегда устремлена к лучшему. Вы не задумывались, почему мы поздравляем друг друга «с новым годом», а не «со следующим годом»? А потому что мы верим в обновление, усовершенствование нашего мира. Кстати, в нашем языке отсутствие конфликта, войны и людское сообщество, как в узком, так и в широком смысле, обозначаются одним словом: «мир». Возможно, из-за того, что состояние мира, хотя бы временное, является условием существования всей человеческой цивилизации, которую мы тоже зовем «миром». Я не верю в случайные смысловые связи в языке, и характерно, что такое «совпадение» мы находим именно в русском словаре, ведь именно наша цивилизация развивалась преимущественно как обороняющаяся, во всяком случае, после принятия христианства. Да, мы занимали чужие столицы, но только затем, чтобы отбить охоту у соседей впредь нападать на столицу нашу. Почему это воспринимается ими как «агрессивность» России, одна из загадок «коллективного бессовестного» западного полушария.

Хорошо помню, как в пору моего детства, в 1960-е годы, среди новогодних тостов взрослые обязательно пили за мир, причем, совершенно искренне, иногда блистая невольной слезой. Среди моей родни многие осиротели и овдовели в минувшую войну. Здравиц в честь партии и правительства не помню, а вот за мир рюмки поднимали обязательно. Кстати, в 1970-1980-е, когда я сам уже поднимал бокал в новогоднюю ночь, ощущение хрупкости мира и необходимости его сохранения не покидало сердца. Мы знали, что на границе тучи, как ходили хмуро, так и ходят. В газетах постоянно мелькали карикатуры на звездно-полосатого дядю Сэма, который, гнусно ухмыляясь, жонглировал атомными бомбами.

Нет, я не был наивен и понимал, что оставшаяся со времен Коминтерна некая социалистическая озабоченность во внешней политике могла истолковываться как опасная наступательность. Да, мы не всегда обдуманно мчались туда, где загоралась революция и в лексиконе взявших власть появлялось слово «социализм». Но в соединении с нашим исконным оборонительным сознанием и миролюбием (худой мир лучше доброй ссоры) эта наступательность в итоге выливалась в строительство в странах-союзницах плотин, заводов, школ, больниц, в защите их от империализма и неоколониализма, которые многим казались тогда выдумкой телевизионных пропагандистов, вроде Боровика, Бовина или Зорина. Но неоколониализм пришел к нам, на развалины СССР, и сразу поняли: нет, не выдумка. Способ существования Запада как планетарного кровососущего насекомого стал очевиден, когда наши богатства по компрадорским пульсирующим хоботкам начали стремительно утекать за рубеж, обескровливая страну.