Семь признаков счастья (сборник) - Олег Рой Страница 27

Пытаюсь быстро выдернуть шляпу из-под ушастого.

– Ууууууяаааау! Пшшшшпшпшпшп! Уоооооооуууу!

– Нет, я не обойдусь. Сам ты обойдешься. Тварь я дрожащая или право имею выходить из дома в своей собственной шляпе?

В ответ молчание.

– Отдай шляпу, зверюга!

Ничего не остается, как решить задачу посредством свернутой в трубку газеты. Зверь пятится и шипит, раздумывая, не наподдать ли мне, но потом все же решает сдать позиции. Наконец получаю заветную шляпу – всю в длинных белых волосах и с вдавленной тульей.

– Ну, спасибо тебе, дружище, – ворчу я, размышляя, что кот меня все-таки сделал. Оставляю шляпу дома с тем, чтобы вечером погуглить, что положено делать в случаях, если кот совершил рейдерский захват хозяйского имущества и зашерстил все, что мог, к такой-то матери.

– Счастливо оставаться, – говорю я, – приду вечером. Будь хорошим мальчиком. Еда на кухне. Аривидерчи!

Кот отсиживался на полке с головными уборами (прощайте, шляпы, я вас любил!) и на второй день, и на третий. Спускался, когда я уходил на работу, оставляя после себя идеально чистую миску и клочья бело-рыжей шерсти по всей квартире. По ним-то я и сделал вывод, что предпочтения у нас явно совпадают. Основательнее всего зверь потоптался на моем любимом кресле, а также оставил волосы на обивке кухонного стула – именно того, на котором обычно сижу я. Родственная душа.

– Эй, родственная душа, выходи уже, хватит в прятки играть, – звал я его, приходя домой. Но ушастый продолжал партизанить.

Наконец наступил конец недели. Но вместо того чтобы, как обычно, отправиться с друзьями в бар, я, как примерный семьянин, потопал домой. С одной стороны, ничего страшного не случится, если я задержусь на несколько часов, говорил я себе, но с другой – там же котик, он совсем один. Вдруг он хочет есть или ему страшно? Вдруг я ему нужен? Я не могу в бар, у меня котик. Сообщить друзьям настоящую причину я не рискнул и, отделавшись чем-то маловразумительным, поспешил в машину.

«Скоро будет дождь, – думал я, развалившись дома в любимом кресле. – Небо набухает, стягиваются темные тучи, поднимается ветер».

Люблю запах дождя – прибитой пыли, озона, мокрых листьев. Открыв балкон нараспашку, я прождал напрасно до самого вечера, но дождь все не начинался. И только когда я уже улегся в постель, о подоконник с шумом ударились первые капли, и, втянув носом запах ночной свежести, с улыбкой заснул. Последнее, о чем я подумал: интересно, не боится ли кот дождя?

Проснулся среди ночи: что-то тяжелое резко обрушилось на меня.

– Бруно, это ты? – спросил я. Впрочем, и так было ясно, что он. Некому больше на меня по ночам прыгать с тех пор, как я разбежался со своей очередной пассией. Эх, жисть моя, жестянка!

Оказывается, ночью разразился настоящий ливень. Из-за открытого балкона в комнате стало слишком свежо. Я-то, не просыпаясь, натянул на себя одеяло, а вот кот помаялся-помаялся, да и пришел ко мне в кровать в поисках источника тепла. И неожиданно оказалось, что теплая тяжесть кота среди ночи – это очень… как бы это выразиться… мило. Доверчиво. Надежно. Спокойно. Есть в этом мире существо, которое наконец доверилось и пришло ко мне в поисках поддержки. Это было здорово.

– Под одеяло хочешь? – приподнял я краешек, приглашая. – Там теплее.

Но, очевидно, сочтя это перебором, кот не сдвинулся с места. Он и так решился покинуть полку и прийти ко мне. Я оценил.

Через какое-то время оказалось, что теплая тяжесть и вправду тяжелая. Шутка ли, этот толстяк весил килограммов двенадцать, не меньше, раскормили его прежние хозяева, и даже кочевая жизнь последних месяцев не помогла растрясти телеса. Впрочем, телеса эти нисколько, как показала практика, не мешали ему легко взлетать на полку со шляпами (как и в другие места). Ноги у меня затекли, и с этим надо было что-то делать. Я попробовал чуть шевельнуться. Кот взвился, как ужаленный, и с охотничьим мявом напал на двинувшуюся конечность. Спасло меня только толстое одеяло. Короче, затея оказалась бесполезной – не сгонять же зверушку, жалко, замерзнет, и вообще он пришел ко мне (сам, сам!), нельзя его обидеть. Вздохнув, я закрыл глаза. Так и проспал ночь – с котом на затекшей ноге.

Трактат о полезном влиянии котов на нравственное состояние человеческого существа был бы неполным, если бы я не упомянул о порядке. То есть о беспорядке. То есть о бывшем беспорядке – сейчас-то все в порядке. Так, стоп, запутался. Расскажу по порядку.

Мое скромное жилище, как и любое другое, принадлежащее одинокому мужчине (за редким исключением в виде невероятных педантов с маниакальной страстью к чистоте), до появления кота можно было квалифицировать как «берлога обыкновенная». Пусть даже улучшенная и с прибамбасами, но берлога – она берлога и есть. Нередко, впопыхах собираясь на работу, я оставлял кровать незаправленной, читаные вечером журналы – на кресле, а носки – брошенными у корзины для грязного белья. Временами на компьютерном столе стайками собирались кофейные чашки (готов поклясться, что они сами туда прилетали!). В общем, нормальный такой холостяцкий бардак. В выходные, а также по случаю приглашения друзей или женщин бардак ликвидировался, а затем снова нарастал: если бы все календари мира вдруг разом исчезли, я мог бы определить, какой сегодня день по высоте горы рубашек, накопившихся в стирку.

Но кот, то ли приученный к благопристойному уюту, коим всегда отличалась квартира его первой хозяйки, то ли из чистой вредности, решил, что так дело не пойдет. Едва освоившись, он решил, что этот дом принадлежит ему, а дядька, приходящий по вечерам домой и иногда коротающий с ним выходные, нужен только для того, чтобы его величество кормить и чесать за ухом. А в квартире следует навести порядок. Прямо вечером и начнем, решил Бруно и приступил к намеченному плану.

– Оооо! – только и вымолвил я, вернувшись однажды и обнаружив, что стало с моей брошенной в стирку одеждой. Носки он просто сожрал, обмусолив до неузнаваемости. (Кстати, он делает это и до сих пор, просто случай ему теперь выпадает редко.) Что же касается рубашек, то мой новоявленный борец за чистоту основательно вывалял их, протащив по всему полу, включая кухню (вчера я пил томатный сок и немного пролил) и коридор (спасибо, слякоть). Короче говоря, глазам моим предстало побоище, достойное пера баталиста. Растерзанные трупы врагов валялись то тут, то там, а довольный кот прохаживался с важным видом: оцени, мол, хозяин, мою работу!

На следующий день настала очередь журналов.

– Аааа! – только и смог воскликнуть я, увидев, в какую поистине желтую прессу превратились мои любимые, не до конца прочитанные журналы, которым я собирался воздать должное в ближайшие выходные. Да, именно желтую. Желтую и мокрую. Такую же мокрую, как кресло под ними, ставшее случайной жертвой в этой священной войне с беспорядком.

Следующим вечером, вернувшись домой, я увидел, что станет с одеялом, если с утра оставить кровать незаправленной. Дырявые следы пагубной страсти кота ко всему шерстяному впечатляли своими устрашающими масштабами. Углубившись в Интернет, я с удивлением узнал, что, оказывается, котики, поедающие шерсть, недолюблены в детстве и слишком рано отлучены от матери. Психологическая травма, чего уж там. Зигмунд Фрейд вами бы гордился, обитатели форумов!