Варварская любовь - Дэни И. Бехард Страница 27

Снова явились полицейские. Она напропалую врала, не особенно беспокоясь и не веря в то, что все это имеет какое-то значение. Иногда она испытывала чувство вины – за то, что стало с Ливоном, за то, что она привела Барта в их жизнь, но потом вспоминала, что и Барт, и Даймондстоун пришли не за ней, а за деньгами Ливона. Так или иначе, бывали дни, когда она вообще не хотела думать о случившемся.

Однажды в полдень она отправилась на ферму, где выросла. Ферма обветшала, заросла сорняками, большинство лошадей исчезло, вероятно, их забрали владельцы. Когда он постучала, Барбара крикнула, чтобы она заходила. Барбара сидела с ногами на скамеечке, завернутая в одеяла, окончательно ослабевшая, с выступающими костями. Лицо у нее было красное и отечное, а волосы обрезаны, как у старухи.

Заходи, завопила она. Заходи. Я бы встала поцеловать тебя, да ноги-то у меня не ходят, такие дела. Иза подошла к ней и подставила щеку.

Я хочу сказать, сказала Барбара, обмусолив ей щеку, что могу ходить. Мне просто это не нравится. Слишком много работы. Ноги меня не слушаются. Все из-за пьянства, навсегда уже, как ты понимаешь. Она оглядела Изу и сообщила, что Иза уже не та маленькая девочка. Она немного поговорила о ферме.

Тяжело за ней смотреть, сказал она, а ты живешь так близко и замужем за черным? Ее испитые глаза на минуту сфокусировались под пластиковыми очками. Ты поживешь тут, а?

Иза заколебалась. Как он умер?

Черт его знает. Я его неделю не видела. И послала кое-кого на поиски. Я думаю, он умер от голода или упился вусмерть. Я хочу сказать, что не насильственной смертью. Но кто знает? Кто знает? Ему было-то чуть за пятьдесят, а пил он как… как… Ладно, неделю спустя уже трудно сказать, от чего он помер.

Я понимаю.

Но хоть осмотрись. Мне трудно найти помощника. Подумываю ее продать. Барбара вытерла губы. Ну, милочка, прими мои соболезнования. Он был хороший человек. Когда он исчез, полиция занялась розысками. Потом я позвонила Минди. Помнишь Минди, тренера? Ну вот, мы отправились за прахом. Джуд ей нравился, и она думала, что в нем есть что-то печальное, что он в кого-то влюблен. Мы поехали туда и забрали ящик. Это было ужасно. Я все время хихикала, Почему, понятия не имею. Минди купила розы. Розовые, кажется. Она утверждала, что это гарантирует мирное путешествие души. Ну, не знаю. Мы вернулась в амбар, и тогда Минди тоже начала смеяться. Мы веселились ужасно. Она сказала, мол, какой тяжелый прах, да уж, Джуд был здоровенным парнем, и мы решили его взвесить. Мы отправились в кладовку для приготовления корма для лошадей и положили его на весы.

Иза слушала, пока могла.

Где… он?

Барбара покраснела, верхняя губа приподнялась, как у кролика, отчаянно задышала носом. Она явно сдерживала смех. Он на полке в моей комнате. Пусть, думаю, составит мне компанию.

Спасибо, сказала Иза и пошла его забирать. Там же стояла коробка с сапогами и сложенной одеждой, старая винтовка с фермы и бумаги. В бумагах она нашла несколько удостоверений разных лет. Джуд в восемнадцать, сложенный как гладиатор, водительские права, имя: Джуд, фамилия: Уайт.

Май растворялся в снисходительном ветреном июне. Жимолость нежно обвивала заборы. Даже упоминаний не осталось ни на заправках, ни в лавках. Она была вдовой Мексиканца. И подозреваемой. Они изучали ее одиночество, явственно сгорая от любопытства – что она сделает и почему тоже не исчезла.

Призрачные недели складывались в месяцы. Дом стал просторным придатком небес. Но она думала еще кое о чем. Иза никогда не обращала внимания на свое тело и придавала уходу за ним то же значение, что и уходу за лошадьми. Она заставила себя переодеться и поехать в аптеку. Там она купила тест на беременность. Дома она заперлась и использовала тест по назначению. Она села. Тошнота лучилась в ней, как солнце, хотя это был всего лишь страх. Она попыталась представить себя преображенной. Но она чувствовала отрешенность, нереальность, словно ее жизнь была рассказана кем-то другим и о ком-то другом.

Иза все чаще думала о Барте, и то, что она думала о нем, возвращало ее к жизни, к ней самой. Может, она смирится с возможностью его вины, а там и сама сможет жить в мире со своей собственной виной. А может, попросту не хотела ребенку безотцовщины. Она вспоминала, как девочкой воображала семью, которой у нее никогда не было. Она перечитала ту главу из «Джейн Эйр», где Джейн оставила Рочестера и шла через лес на поиски своей настоящей семьи. В появлении Барта было нечто магическое. Возможно, желание – это вид молитвы, и через Барта божественное проявлялось в двуединой уловке: убийство и любовь.

И хотя полицейские регулярно ее навещали, они уже не казались страшно заинтересованными, и, соответственно, смерть Ливона перестала быть значимым событием. Но и в смерти он ее удерживал. Он довершил ее изоляцию. Она прямо-таки ощущала, как его мелочное привидение лазит по книжным полкам, просовывает призрачные руки в халат. Она допоздна читала, чтобы приручить ночь, но он парил у двери в поисках золота, не способный забрать его в иной мир. Она пыталась изгнать Ливона, мечтая о новой жизни, и только эта огромная тень смогла унести его самого, а Джуд и все, с ним связанное, унеслись раньше, затмив даже ее чувства.

Иза сказала себе, что ей нужен план. Она открыла счет в банке. И стала класть на него скромные суммы, снятые с общего счета с помощью банковской карты, которую Ливон ей дал. Она должна встретиться с Бартом. Она вспоминала все до мелочей, думая о том, когда же он позвонит. Он очень религиозен, говорила она себе, не совсем уверенная, то ли уговаривает себя, что он существует, то ли что он невиновен.

Она часами просиживала в одиночестве своей комнаты с закрытыми глазами. Недоступный участок мозга постоянно работал, и когда она засыпала, мысли превращались в образы. Она пыталась видеть себя независимой. Но чего ей не хватало? Философы писали, что есть некое бессознательное, которое только и ждет, чтобы проявиться, что личность существует на самом деле и должна быть возделана. Всегда есть искушение существовать, когда кто-то обращает на тебя внимание, существовать для любви или для борьбы с тиранией, дабы найти смысл жизни с точки зрения жертвы. Все это оказалось простым, когда борьба свелась к противостоянию с законами Ливона, – читать, есть, писать всю ночь и постоянно думать о чем-нибудь вроде стихов, гуляя в горах. Но когда Ливон и Джуд умерли, свобода стала просто отсутствием, и всё, даже сама свобода, потеряло смысл. Барт по-прежнему не звонил.

Прошли июль и август, милосердно умеренные, почти не похожие на лето, с переменными дождями. К сентябрю вечерами стало холодать. Автоответчик записал несколько звонков от профессоров, интересующихся, что с ней случилось, напоминавших о семинарах, спрашивавших, собирается ли она закончить учебу. Она никогда не дослушивала до конца. Живот рос, но она несла эту тяжесть легко. К доктору она не пошла. Ей казалось, что нет причины для беспокойства. Пару раз она чувствовала внутри себя какое-то движение, но почему-то не поверила, что ребенок шевелится. В доме царила привычная тишина, поля не вмещались в окна, веранды заслоняли полотнища гор.