Замок в Пиренеях - Юстейн Гордер Страница 27

Когда я упаковал и отослал твои вещи, я понял, что наша разлука была безнадежной. Ведь мы не нуждались ни в каких документах ни для того, чтобы жить вместе, ни для того, чтобы разъехаться.

Побывав утром на почте и отправив три картонные коробки, я не стал возвращаться домой, а сел вместо этого в «фольксваген» и выехал на Рингвейен [68], а потом вниз на Драмменсвейен [69], как наверняка могли бы поехать мы с тобой. Куда я еду, я не понимал, пока не проехал Саннвику по дороге к Соллихёгде и Хенефоссу.

Пять часов спустя я миновал Хеугастёль. Повернул на юг, поднялся на плато Хардангервидда, оставил автомобиль и отыскал дорогу к нашему старому логову. Побродил там вокруг и довольно долго сидел, прежде чем вернулся к автомобилю и уехал.

Логово осталось прежним, словно мы были там вчера. Я вполз в пещеру и нашел там наше ложе; там мы оставили и необработанную шкуру ягненка. Ты думала, что, если кто-то из бондов [70]найдет эту шкуру, это будет своеобразное возмещение за ягненка. Но шкура по-прежнему лежала там.

Не скажу, что очаг все чаще дымился, но обгорелые ветки можжевельника и карликовых березок лежали меж камней точь-в-точь так, как мы их оставили. Кроме того, я нашел немало и других наших следов. Я занялся своего рода эротической археологией. Ты оставила зеленую вязаную перчатку, монету в пять крон и металлическую заколку для волос. Кажется, у людей каменного века заколок для волос не было? В твоих волосах я ее тоже не помню, наверное, она выпала из кармана; за это время волосы у нас обоих стали как у дикарей. Мыло и шампунь мы занесли в черный список, вместо них употребляли кору карликовых березок, лишайник и мох. Я нашел несколько самодельных рыболовных крючков и устыдился того, что мы усеяли рыбными костями землю вокруг пещеры. Впрочем, люди каменного века наверняка делали так же. «Мы позволяем себе быть слегка дикарями», — говорили мы, нам это нравилось. Мы были людьми, но человек понятие растяжимое… Мы только что миновали животное состояние и потому не могли позволить себе чрезмерной изысканности, нам следовало казаться созданиями грубыми.

Так вот… одним словом… дело обстоит так, словно я теряю опору, власть над самим собой и растворяюсь в окружающем ландшафте. То, что это происходит здесь и теперь, переживается как нечто случайное, ведь это касается только меня. То, о чем я ежедневно думал как о «себе», «мое», — не более чем иллюзия.

Я теряю себя и ощущаю это не как потерю, а как нечто освобождающее и обогащающее, и одновременно с этим на меня нисходит мысль: я — нечто гораздо большее, чем мое жалкое «эго», мое «я»… Я — это не я. Я — это и горное плато вокруг меня, и вся страна, все сущее, от крошечной тли до небесной галактики. Всё это — я, потому что я — это всё!

Я пребываю в совершенно неописуемом состоянии сознания. Я чувствую и знаю, что я тот самый камень, на котором сижу… да и тот, что там, и тот, и тот, и вереск, и вороника, и карликовая березка… Вот я слышу грустную призывную песнь ржанки, но она — это тоже я; я — тот, кто призывает, и я призываю самого себя.

Я улыбаюсь. Под внешним слоем излишней эмоциональности у меня всегда скрывалась более глубокая личность, нечто молчаливое и тихое, пребывающее в родстве со всем существующим. И как только я осознаю это, я погружаюсь в состояние покоя. Я был жертвой величайшего обмана: того, что «я» есть нечто полностью оторванное от всего остального. Но мое переживание вовсе не есть нечто трансцендентальное, напротив, оно — вполне земное.

Я глубоко переживаю безвременье, хотя и не могу сказать, что чувствую себя вырванным из времени. Правильнее сказать, что я ощущаю, как сливаюсь со временем, с вечностью, а не только проживаю быстроногие часы здесь и сейчас. Я проживаю не только собственную жизнь, я не только здесь, не только сейчас, я и раньше, и сейчас, и потом. Я расту во все концы, и так будет всегда, потому что всё — едино, и это всё — есть я!

После чего это чувство слияния начинает проходить, это всего-навсего мимолетное переживание. Я чувствовал блаженное прикосновение вечности, всего того, что было до меня и будет после меня, хотя само переживание длится всего несколько секунд. Но, покидая это состояние, я получаю целостное понимание сущего, грандиозное открытие, которое будет со мной всю мою жизнь.

Теперь о самом переживании или о состоянии сознания. Я пытался воскресить в памяти это переживание и полагаю, что хотя бы частично этого можно достичь посредством мысленных усилий.

Мы охотно говорим, что существуем в мировом пространстве, во Вселенной, на земном шаре. А что, если это всего лишь соблазнительная игра, чтобы не сказать: упражнение в освобождении, и не отбросить ли прочь обременительные и докучливые предлоги? Я — весь мир. Я — Вселенная.

Здесь наверху, на горном плато, я пережил неописуемое состояние сознания. Но то, что я пережил, истинно. Я — это весь мир…

А что скажешь ты? Способна ли ты мыслить в том направлении, которое я только что обозначил? Можно ли бесстрастно думать о том, что на плато Хардангервидда сотни, тысячи, а то и миллионы лет истребляют зайцев, куропаток и оленей? Но при этом ощущать, что ты некоторым образом являешься тем самым многообразием и оно останется после тебя? Может ли подобная мысль принести тебе каплю душевного покоя и некое общее представление о том, что твое «я» переживет свое земное существование подобно тому, как «дух» в раю переживает тело?

Подумай над следующей дилеммой: на столе перед тобой две кнопки. Если нажать одну, ты тут же умрешь и никакого существования после этого не будет. Зато человечество и все живое на Земле продолжат жить в необозримом будущем. В неисчислимых поколениях маленькие девочки будут бегать на холмах и шхерах, как это делала ты в конце 50-х годов. Я так и вижу их пред собой… Но есть еще вторая кнопка: если нажмешь на нее, ты будешь жить в добром здравии до ста лет, зато — и в этом дилемма — все человечество и все живое на земле умрут вместе с тобой.

Что бы ты выбрала?

Я бы без колебания выбрал первую кнопку, но вовсе не потому, что я такой благородный или склонен к самопожертвованию. Но ведь я не только я, я живу не только своей собственной жизнью. При более глубоком рассмотрении оказывается, что я — это все человечество, которое, надеюсь, будет процветать и после меня. Таков мой космический эгоизм, ибо многое из того, что я считаю своим, зиждется на чем-то, не имеющем отношения к моему телу. Я не только мое тело. Все держится вовсе не на нем и погибает не вместе с ним.

Нас все время обманывали, заставляя верить, что наше «я» — это центр Вселенной. Какая докука! Хорошенькая перспектива: центр Вселенной пробудет им в лучшем случае несколько десятилетий.

Там наверху, на плато, я пережил духовное освобождение. Я почувствовал, что избавился от эгоцентрического рабства. Словно лопнул набиваемый на бочку обруч, обруч моего «я», обруч моей личности.