Неведение - Милан Кундера Страница 27

Когда он выскользнул из ее тела, они умолкли, и слышны были лишь четыре бесконечно повторяемые мелодии. После долгой паузы мать проговорила на своем чешско-английском четким, чуть ли не торжественным голосом, словно перечисляла статьи договора: — Мы оба, ты и я, люди сильные. We are strong. Но мы и добрые, good, мы не причиним никому зла. Nobody will know. Никто ничего не узнает. Ты свободен. Ты можешь, когда тебе захочется. Но ты не обязан. Со мной ты свободен. With me you are free!

На сей раз в ее словах не было ни следа пародийной игры, ее тон был донельзя серьезным. И Густав, тоже серьезно, отвечает: — Да, я понимаю!

«Со мной ты свободен» — эти слова долго звучат в нем. Свобода: он искал свободу в ее дочери, но не нашел. Ирена отдалась ему со всеми тяготами своей жизни, в то время как он мечтал жить без тягот. Он искал в ней избавление, а она возвышалась перед ним как вызов; как ребус; как подвиг, требующий свершения; как судья, требующий противостояния.

Он видит тело новой любовницы, поднимающейся с дивана; она стоит, открывая взору свое тело со спины, мощные ляжки, покрытые целлюлитом; этот целлюлит восхищает его, будто он отражает жизненную силу кожи, что колышется, трепещет, говорит, поет, дрожит, выставляет себя напоказ; когда она наклоняется, чтобы поднять с пола пеньюар, он не в силах удержаться и, вытянувшись нагишом на диване, ласкает изумительно выпуклые ягодицы, ощупывает эту монументальную, сверхобильную плоть, чье великодушное расточительство утешает его и умиротворяет. Его охватывает чувство покоя; впервые в жизни сексуальность проявляет себя вне всякой опасности, вне конфликтов и драм, вне всякого преследования, вне всякого комплекса вины, вне треволнений; он не должен ни о чем заботиться, это сама любовь заботится о нем, любовь, такая, какой он жаждал и какой еще ни разу не изведал: любовь-отдохновение; любовь-забвение; любовь-отречение; любовь-беспечность; любовь-необремененность.

Мать ушла в ванную комнату, и он остается один: несколько мгновений он думал, что совершил тяжкий грех; но теперь он знает, что его любовный акт не имеет ничего общего с пороком, с проступком или извращением, что это была самая что ни на есть нормальная вещь.

Это с ней, с матерью, они составляют пару, приятно банальную, естественную, достойную, пару спокойных пожилых людей. Из ванной комнаты доносится шум воды, он садится на диван и смотрит на часы. Через два часа явится сын его новой любовницы, молодой человек, который восхищен им. Сегодня вечером Густав введет его в круг своих деловых друзей. Всю жизнь он был окружен женщинами! Какая радость обрести наконец сына! Улыбаясь, он принимается искать разбросанную на полу одежду.

Он уже одет, когда из ванной, в платье, выходит мать. Ситуация слегка торжественная и, стало быть, неловкая, возникающая всегда, когда после первой близости любовники оказываются перед будущим, за которое неожиданно обязаны быть в ответе. Музыка все еще продолжает звучать, и в этот деликатный момент, словно желая прийти им на помощь, переходит от рока к танго. Они повинуются ее приглашению, обнимаются и отдаются этому монотонному, ленивому потоку звуков; они ни о чем не думают; они позволяют музыке нести себя и унести; они танцуют медленно, долго, без следа пародии.