Туристы - Кристин Валла Страница 27

Он глядел на нее дружелюбно. Под этим взглядом она чувствовала себя совсем беспомощной. Улучив момент, когда он заказывал кофе, она, попросив извинения, спустилась в цокольный этаж, где были туалеты. Заперев на всякий случай дверь кабинки, она встала на колени и засунула в горло палец. Коленям было больно. В горле тоже. Кисло-сладкая вонь заполнила помещение. Палец выполнил свою работу основательно, вычистил все до донышка. Организм поднял возмущенный протест, но она не обращала внимания, уже привыкла за это время. Она снова засунула палец поглубже, пища выскочила, выступили слезы. Наконец она почувствовала себя очищенной. Она подошла к умывальнику, прополоскала рот, подправила размазавшуюся косметику. Затем постояла минутку с закрытыми глазами, тяжело дыша, смотреть ни на что не хотелось. Перед зажмуренными глазами стояла картина, от которой в мыслях начинался пожар. Черный взгляд, сведенные в тонкую полоску губы и голос, который произносит: «Ты мне не нравишься». И рядом маленький мальчик, улыбающийся, смеющийся, так и не сказавший «прощай».

Зайдя в «Осло-сити», Себастьян попал в толчею. Он зашел, чтобы спрятаться от метели, плечи его покрывал слой снега, который медленно начинал таять. Вокруг кипело торговое празднество, захватившее три этажа. Мимо мелькали люди с полными руками пакетов, на всех лицах радостное упоение мешалось с отчаянием, народ на ходу глотал недожеванные булочки и куски пиццы, спеша отхватить еще что-нибудь по дешевке. Вздохнув, Себастьян засунул руки в карманы. Январская распродажа была ему не слишком интересна. Его гардероб состоял из джинсов с вязаным свитером в резиночку и теплой непродуваемой парки. Все в нейтральных тонах, чтобы не бросаться в глаза.

Он поднялся на эскалаторе на второй этаж и направился в парикмахерский салон в самом конце галереи. За кассой сидела девушка с черными как смоль волосами, она жевала резинку, листая модный журнал. Себастьян кивнул девушке и заглянул в глубину салона, отыскивая знакомое лицо. Оглядев два ряда кресел, он обнаружил перед гигантским зеркалом в золоченой раме ту, кого искал.

– Марта! – окликнул он ее и помахал рукой.

Веснушчатое лицо Марты Хейер расплылось в улыбке.

– Себастьян! – откликнулась она и отложила совок. – Давненько тебя было не видно. Хочешь подстричься?

– Если у тебя найдется время.

– Полчасика есть.

Он улыбнулся и сел в кресло. Марта накинула на него пелерину и повела к раковине. По волосам заструилась вода, и пальцы Марты принялись массировать кожу головы. Он закрыл глаза. Себастьян был знаком с этой подругой Юлианны почти так же давно, как с ней самой. Обыкновенно там, где Юлианна, была и Марта. Он даже помнил тот день, когда она решила стать парикмахером. Это не было ее мечтой, а просто наиболее удобный путь, потому что вообще Марта не хотела никакой профессии. Она мечтала о том, чтобы зарабатывать как можно больше денег, тратя на это как можно меньше времени и усилий. Деньги ей нужны были, чтобы путешествовать. Марта мечтала собственными глазами повидать то, на что засматривалась в познавательных программах Норвежского государственного телевидения. Она хотела побывать в австралийской глубинке, в саваннах Африки, в джунглях Бразилии и храмах Гватемалы, чтобы увидеть все на самом деле. Поэтому она выучилась на парикмахера, ведь ножницы можно куда угодно взять с собой. С тех пор она с ножницами в руках объехала чуть не весь свет. Она делала перманент на дому во Французской Гвиане, красила волосы на Мадагаскаре, подстригала ребят, топающих с рюкзаком за плечами, во Вьетнаме, брила серфингистов на южном побережье Австралии. Стрижка волос производилась за натуральную плату в виде книжек в мягкой обложке, пляжных топчанов или банки холодного пива. Одни клиенты становились спутниками в путешествии, другие партнерами по постели. Как правило, это были туристы-одиночки, к которым давно не прикасалась рука человека. Тут появлялась Марта и брала их в оборот.

– Ну, как ты? Успела куда-нибудь съездить с тех пор, что мы не виделись?

– Осенью на две недельки – больше не получалось – смоталась в Барселону, у меня там друзья. Неплохо съездила. Особо не старалась всюду поспеть, так – посмотрела парочку выставок, побывала кое на каких праздниках, познакомилась с нормальным парнем. Адрес его, конечно же, затеряла, как только вернулась. Но, может, оно и к лучшему.

Марта рассмеялась, как всегда, легко и без всякого напряжения. Они вернулись к зеркалу, и она принялась орудовать гребешком.

– Думаю скоро опять куда-нибудь отправиться. Не решила только куда. И потом, я сейчас сомневаюсь, можно ли мне уехать, мы ведь снимаем сейчас квартиру на пару с Юлианной.

– Это почему же ты сомневаешься?

– Да она какая-то не такая. Ты что, не видел ее?

– Видел, – сказал Себастьян. – Она очень уж похудела.

Марта кивнула и взяла ножницы, они клювиком защелкали над его головой.

– Ее что-то мучает, а что, я не имею представления. Да она и сама, наверно, не знает. Иногда она плачет по ночам, прямо-таки навзрыд. А бывает, я слышу, как она ходит ночью по квартире. Похоже, ей не спится.

– Она рассказывала о какой-то старушке в Париже, которая внезапно умерла, – сказал Себастьян.

– Да, – кивнула Марта. – Юлианна все время вспоминает эту мадам Чичероне. Еще она упоминала Шона.

– Это парень из Ирландии?

– Он самый. Первый возлюбленный Юлианны. У них была любовь, настоящий роман по полной программе. Он обещал поддерживать с ней связь, но оказалось, что только на словах. Юлианна написала ему три письма, а он ни на одно не ответил.

– Так, значит, у нее любовные переживания?

Марта покачала головой:

– Нет. Тут что-то другое.

Себастьян посмотрел в зеркало на Марту. На этот раз в виде исключения она была немногословна и явно не собиралась ничего больше говорить. Обычно в таких случаях она любила порассуждать и, не смущаясь, совала нос в чужую жизнь, пересуживая ее с каждым, кто попадался на ее пути. В парикмахерском кресле человек переставал быть просто клиентом; он становился источником романа с продолжениями, очередной истории из повседневной жизни. Но когда дело касалось Юлианны, Марта была нема как могила. Она стряхнула у него с шеи обрезки волос и сняла накидку. Он поднялся с кресла и, серьезно взглянув на Марту, спросил:

– Скажи мне, Марта, о чем так упорно молчит Юлианна?

Марта опустила глаза, помолчала и наконец сказала:

– О семействе Жилу.

Юлианна в розовом шерстяном пальто шла по улице Соргенфригата. Развесистые березы склонялись над тротуаром. Юлианне казалось, что их белые стволы так же продрогли, как она. Дело было под вечер. Весь день она просидела в читальном зале. В животе бурчало. Под множественными слоями одежды слышались басовитые звуки. Она пропустила завтрак и ленч, но решила, что у мамы, так и быть, поест, чтобы не приставали. Сначала Юлианна надолго потеряла чувство голода, а когда оно вдруг нашлось, она не желала его признавать. Голод ей мешал. Он вытеснил горе – бесприютное горе, лишенное права на существование! Изо дня в день она носила в душе все ту же тоску и печаль. Но она не знала, о чем тоскует и о чем печалится. Да, мадам Чичероне умерла, а Шон не пишет. Но ведь люди все время уходят от нас; время выхватывает их на бегу, как, например, тогда, когда дал течь танкер у Шетландских островов, или когда во время террористического акта в Кашмире погибли пятьдесят три человека. А она, Юлианна Бие, идет себе, как ни в чем не бывало, и у нее только одна забота – как бы нечаянно не поскользнуться. У них с Мартой квартирка в Тэйе-не, где они обитают вдвоем на девяноста квадратных метрах жилой площади. Дома у нее стоит набитый едой холодильник. В западной части Осло есть родители, и каждое утро она получает с доставкой на дом все новости, какие произошли в мире.