Хуже некуда - Джеймс Ваддингтон Страница 27

Что вам сказать про Меналеона? Это, знаете, не тот человек, рядом с которым вам захотелось бы… да хоть помочиться на одном гектаре. Вы уже поняли? Вроде ничего такого он не делает. И не произносит вслух. Но явно думает, и это сразу чувствуется, будто бы он разделил с вами некую постыдную тайну. Ему не нужно даже подмигивать, все и так ясно.

Случилось это в апреле, когда в Стране Басков проводился очередной Тур. Меналеон подкатил к Азафрану (который к тому дню одержал победу аж на двух этапах: Милан — Сан-Ремо и Париж — Ницца) и громко, чтобы другие слышали, проговорил:

— Поведай-ка нам тайну своего друга, Патруль, что такого особенного в шведской сперме?

Когда Саенц покинул «КвиК», то вроде бы само собой подразумевалось, что Меналеон уйдет с ним. Во-первых, парень и впрямь недурно крутил педали, преданно, хоть и чуть непредсказуемо трудясь на Акила, а кроме того, он просто не мог оставаться в команде — пустующее место лидера отпугивало его. Азафрана, правда, тоже, но по другим причинам. По всеобщему единогласному мнению, подтвержденному сухими цифрами спортивных отчетов, куда любой при желании может заглянуть, Патруль — мировой гонщик из первой пятерки. В те дни, когда Флейшман еще не вышел на сцену велоспорта, верный напарник Саенца не уступал ни Потоцкому, ни Сарпедону. Барис не единожды проигрывал ему важные состязания, вспомним хотя бы выдающийся триумф Азафрана на дистанции Париж — Рубаи. Однако философский склад ума и сам темперамент Патруля исключали неутолимую жажду величия. Если честно, первые места были ему по барабану. Хек под чесночным соусом и бутылка вина да еще, пожалуй, Саенц, де Зубия и горстка далеких от велоспорта задушевных друзей, рассевшихся вокруг большого стола в «Дубках», играли в системе ценностей Азафрана гораздо более важную роль, чем те быстротечные минуты, когда он возвышался на подиуме, слушая рев толпы, и принимал покупные поцелуи супермоделей. Что и говорить, приятно иногда ощутить себя первым из первых, но ведь ночью, в одинокой постели медаль не согреет. Тогда как стóит представить себя в «Дубках», вдохнуть восхитительные ароматы sobremesa… если бы в тот миг Патрулю заявили: дескать, рая на небесах больше нет, тебе нужно срочно придумать свой собственный, даем пять секунд на размышление… ну, пусть вариант не самый несовершенный, и все же гонщик не стал бы колебаться с ответом.

Конечно, порой на ум Азафрану приходили крокусовые поля и близость Перлиты. Только для вечности это чересчур сильно. Иными словами, как пишут в комиксах, сердце его не алкало побед. Да фиг с ними, с комиксами. Скажите мне, что видит деревянная фигура на носу корабля? То-то же. Вот почему многие предпочитают быть в команде.

Меналеон — дело другое, во главе команды его не удержат слабость и тщеславие. Этот парень притязает на ваше восхищение, даже не потрудившись его заслужить. Хороший лидер трудится ради своих людей, каждый день размышляет об их благе. Прежде всего — на денежном фронте, ибо это и есть путь проявить неподдельную заботу. Кроме того, следует обеспечить достойные условия: пищу, форму, технику, материальную помощь. И последнее, самое нелегкое для того, кто, по сути, должен оставаться эгоистом, который безжалостно ступает по головам, — психологическая поддержка, похвалы, ободрение, иногда простой дружеский удар по плечу, зато вовремя, ни секундой раньше, ни секундой позже; когда необходимо — жесткая критика, но опять же, когда необходимо. Все эти качества напрочь отсутствовали у Меналеона. Так что не о чем и толковать.

Немного жаль Фернанда Эското. С другой стороны, они с Акилом сделали друг для друга все, что могли. Никто не усомнился в Фернанде, когда в прошлом октябре, после долгих препирательств, Саенц перешел в «Козимо», а значит, под начало Флейшмана. По единодушному приговору молвы, гонщик продался дьяволу (впрочем, не обязательно по собственной воле). Наоборот, Эското вырос в глазах общественности как человек честный, не желающий ставить в состязаниях на что-либо, кроме здорового образа жизни, тренировок и умной тактики. После ухода Акила «пострадавший» неожиданно оказался в идеальном положении для того, чтобы набирать свежую, молодую команду, нацеленную на грядущие победы послесаенцевского периода. Оправившись от «предательства», тренер ощутил внезапную свободу. Замечательный он был человек, этот Фернанд. Чем-то смахивал на Азафрана. Эското по-настоящему наслаждался своей работой. Планировать, размышлять, заглядывать вперед, видеть, как подрастают новички, — все это важнее призрачных лавров. Разумеется, затея требовала другого лидера. Только не Меналеона. С огромным, по его словам, сожалением тренер наотрез отказался продлевать контракт.

Саенц намеревался забрать засранца с собой: «А что, мы долго вместе работали, не бросать же парня на улице, мол, езди теперь за третьесортные команды, ну, посуди сам, Патруль…» Но Азафран оставался неумолим. Он-то слышал шепоток Меналеона за спиной Акила еще в те дни, как начал свой «взлет» Ян Потоцкий. «Или он, или я», — без шуток заявил Патруль. Саенц развел руками, усмехнулся и потрепал товарища по плечу. Меналеон отправился в команду Люксембурга.

И вот сейчас он ехал позади Азафрана. Прекрасный выдался денек на склонах Кантабрийских гор. Гонка еще не набрала темп, Акил не спеша катил позади пелотона, как это вошло у него в привычку в последнее время, ободряя и наставляя неопытную молодежь — без досадной назойливости, подчас одним своим присутствием, подчас дружеским советом или беззлобной шуткой по поводу «больших парней».

Если бы не Меналеон, идиллия была бы полной. Патруль напряг воображение. У него получилось. Язвительный мерзавец как бы исчез.