Письма с острова Скай - Джессика Брокмоул Страница 27

Итак, Уилли поступает на военную службу и поедет в армию через Эдинбург. Я ожидала его прибытия сегодня утром, но, должно быть, поезд задержался. У меня будет несколько дней, чтобы показать ему город, перед тем как он официально станет военнослужащим и потеряет право наслаждаться жизнью. Хотя ты рисуешь несколько иную картину: ссоры, драки, прогулки с французскими шлюхами… Похоже, война куда веселее, чем я думала!

А ты радуешься жизни? Если забыть на время о серьезной и темной стороне войны, находишь ли ты повод быть счастливым? В своих письмах ты кажешься вполне довольным. Ленивые дни, заполненные чтением в парижских кафе и приправленные вспышками возбуждения и приключениями, которые ты так любишь; поездки сломя голову по ночным улицам и аллеям; женщина, забрасывающая тебя страстными письмами из далекой Шотландии…

Какие книги тебе прислать в следующий раз? Подумаем-ка… Я просматриваю библиотеку, которую успела собрать в своих путешествиях… Есть тонкий сборник стихов Йейтса (какая «бродяжья душа» устоит перед Йейтсом?), книга сочинений Джорджа Дарли; что же еще у меня есть, что тебя порадовало бы? Ага! Идеально: «Письма Абеляра и Элоизы». Только ты должен обещать мне, что наш роман не закончится столь же трагически. Монастырь определенно не для меня.

В Эдинбурге хорошо, но я начинаю тосковать по своему прекрасному острову. Я скучаю по дыму от торфа, по аромату болотного мирта, по теплому пахучему сену в коровнике.

Приехал Уилли. Я заканчиваю и пошлю письмо, когда мы с братом пойдем в город. Люблю тебя.

Э.

Париж, Франция

12 января 1916 года

Дорогая Сью!

Наконец-то, наконец-то на фронт! Парень по фамилии Куинн и я получили приказ. Нам еще не сказали, куда мы поедем, но нас приписали к знаменитой «Группе Один». Не знаю, в этой ли части сейчас служит Харри, но беру с собой его носки, чтобы вернуть их ему при случае.

Нет, Сью, пожалуйста, не спрашивай, что сказал Джонсон.

Во-первых, он употребил выражения, от которых покраснел бы и пират. К тому же сказанное им прозвучало обидно в большей степени потому, что было правдой. Но даже истина может показаться уродливой и искаженной, когда она исходит из уст таких людей, как Джонсон. Поверь мне.

Хм… есть ли у меня идеи насчет того, что тебе сказать родителям? Жгучее желание проверить, столь же кудрявы овцы на материке, как на Скае, или все же менее? Неутолимая потребность отведать английский пудинг? Срочная необходимость купить новую шляпку? Необъяснимое стремление навестить в гостиничных номерах незнакомых американцев?

Утром я уезжаю. Хотел успеть отправить тебе еще одно письмо до того, как покину Париж, так как не знаю, когда появится шанс добраться до почты потом.

Несмотря на то что я пересек океан именно ради этого, мне тревожно. Посмотрим, что принесет нам завтра!

Твой Дэйви

Остров Скай

22 января 1916 года

Мой дорогой Дэйви!

Ну вот я и вернулась на свой маленький остров. Крисси пришлось пересылать мне твое письмо, потому и отвечаю с задержкой.

Уилли теперь вместе со всеми вами, отправился на эту глупую войну. Видел бы ты, как он вышагивал в своей новой форме — вылитый петух. Похоже, дамы находят килт неотразимым, но для Уилли пока остается загадкой, как можно работать и сражаться в этом нелепом наряде.

За чаем он признался мне, что у него есть девушка. И ведь до сих пор не проронил ни слова! По какой-то неизвестной причине Уилли держит свой роман в тайне. Я намекнула ему, что у меня тоже есть секрет. Больше ничего не сказала, но Уилли, кажется, догадывается. Он говорит, что я улыбаюсь без остановки уже не один месяц. О Дэйви, я и не знала, насколько не готова отвечать на вопросы о нас с тобой! Я выпалила: «Мы не выбираем, кого любить». Он только ухмыльнулся и сказал, что я абсолютно права. Не видела его таким счастливым с тех пор, как началась война.

Мне странно снова оказаться на острове, и на это есть много причин. Коттедж моих родителей показался мне ужасно мрачным и дымным, ночи — куда более темными и тихими, чем те, к которым я привыкла, а люди — неопрятными. Хотя и в Лондоне, и в Эдинбурге грязи предостаточно (если в городе столько лошадей, он не может быть чистым), там все перекрывает эта урбанистическая утонченность.

Как только я приехала, махэр вручила мне ведро для дойки, и я с большой неохотой сменила нарядный костюм на колючую шерстяную кофту и бесформенную юбку, а шелковые чулки и ботики на пуговках — на вязаные носки и огромные, неуклюжие сапоги. Мне кажется, что теперь существует две Элспет: одна носит дорогую стильную одежду, ездит на такси, ест на обед утку и запросто катается из одного конца страны в другой ради свидания с обаятельными юными американцами; другая носит одежду домашнего изготовления, перемещается на своих двоих, обедает кашей и запросто катается из одного конца страны в другой ради свидания с обаятельными юными американцами.

Помнишь все те объяснения, которые ты придумал по моей просьбе, чтобы мне было что сказать родителям в качестве причины отсутствия? Ничего не потребовалось. Как ни странно, но махэр знала все с самого начала! Я вошла в дверь, держа наготове дюжину историй. Махэр оторвалась от прядения и сказала: «Значит, ты наконец встретилась со своим американцем?» Я чуть в обморок не упала.

Я ведь рассказывала тебе, как жила одна после отъезда Йэна на войну? Как вытаскивала твои старые письма и читала их по ночам? И как засыпала порой, буквально укрытая твоими словами? Я тогда жила, будто призрак, и не выходила из дома по несколько дней кряду, не считая дойки и походов в сарай за торфом.

Однажды проснулась оттого, что ко мне пришла махэр: разожгла огонь, поставила кипятиться чайник. С собой она принесла большой горшок с бараньей похлебкой, часть которой переложила в миску, чтобы я отнесла старой Курстаг Мюр, что живет неподалеку. Когда я вернулась, то пол был подметен, простыни вывешены проветриваться и на огне побулькивала похлебка. Твои письма, которые остались разбросаны на кровати, были аккуратно сложены стопкой. Тогда я не придала этому значения — меня притягивал горшок настоящей горячей еды в очаге, тут уж не до мелочей вроде этой!

Должно быть, махэр прочитала все те письма. Я не могу сказать, сколько ей известно — ведь тогда между нами была лишь дружеская переписка, — но она меня не осуждает. Только одно слово — «наконец» — заставило задуматься, что же она на самом деле уловила в тех ранних посланиях.

Разумеется, настаивая на том, что Джонсон не сказал ничего, что стоило бы повторить, ты только сильнее раззадорил мое любопытство. Неужели между нами могут быть секреты? Мы с самого начала делились такими вещами, о которых не знали даже наши родители и братья с сестрами. И совсем не нужно оберегать меня от грубого языка или резких мнений. Ты забыл? Идет война. Мы, женщины, в такие времена утрачиваем свою слабость и нежность.

Э.

P. S. Минна прислала мне нашу с тобой фотографию, которую она сделала перед регистрационным бюро. Ты видел этот снимок?