Мой белый - Ксения Буржская Страница 27

20 лет меня не устроит, наверняка сказала бы Маша, но написала она другое. Она написала: «Наверное, тебя смущает разница в возрасте? Дай мне шанс».

В эту минуту ее охватило жуткое желание стать злой и противной. И добиться своего. Диагноз она поставила верный. Наверное, будет хорошим врачом.

Вера слаба, а соблазн велик, и она согласилась на встречу. «Обсудим новинки фармакологии», – пишет Вера то ли в шутку, то ли серьезно, но защищаясь. Как бы то ни было, знакомый доктор гештальта Костя утверждает, что за каждым действием человека кроется сексуальный подтекст. «Ни одной дружбы, ни одного сотрудничества не может состояться без взаимного сексуального влечения, – сказал как-то он, опираясь на теорию бисексуальности юного самоубийцы Отто. – Ну, только это происходит там, в подсознании».

Встретившись возле клиники, поехали в кафе на обед. На часах – одиннадцать, до ланча еще далеко, а для завтрака поздно. Маша всю дорогу маячила на границе с хамством, Вера отбивалась, а потом устала. В кафе вошли молча.

Да и кафе выбрали какое-то дурацкое, несовременное, безлюдное, со шведским столом.

Затем.

Вера и Маша садятся за столик, заставленный тарелками с супами, салатами и основными блюдами. Никто из них не голоден. И обе злы.

– Если хочешь переспать со мной, давай переспим, – говорит вдруг Вера тоном, которым обычно желают приятного аппетита.

– Ну что ты… Я же не животное, – тихо мямлит Маша, глядя на фрикадельку и внезапно растеряв всю свою злость.

Конечно: мы всегда хотим показаться лучше, чем есть на самом деле.

– А чего конкретно ты от меня хочешь? – интересуется Вера тоном, которым обычно спрашивают у официанта, какой сегодня суп дня.

Маша пожимает плечами, чувствуя, как по спине стекает кипяток. Люди вокруг – переводные картинки, в уши врезается музыка, во все горло кричит посуда. Санитары из общества чистых тарелок рвут ей руки, связывая их рукавами.

– Это ты всем предлагаешь? – спрашивает Маша, чтобы соскочить.

Конечно: нам крайне важно чувствовать свою исключительность.

– Только тем, кто мне нравится, – говорит Вера, аккуратно отрезая ножичком кусочек отбивной.

– А что ты делаешь обычно с теми, кто тебе нравится?

– Сплю с ними, – говорит Вера, разводя руками как бы «я что-то непонятное говорю?».

– Принесите счет, – обращается она к официанту, не меняя тональности.

– Итак, – говорит она тоном, которым обычно спрашивают «сколько оставим на чай?». – Вот я скажу тебе: делай со мной что хочешь. И что ты будешь со мной делать?

Просто представим.

Маша думает: я тебя убью. Но молчит.

Они выходят и садятся в машину. У Маши все еще дрожат руки. Стоит признаться: она переоценила свои возможности. А Вера переиграла жестокость. Обе смущены.

Маша смотрит в окно через темные очки и пытается поймать хоть что-нибудь, на что можно быстро отвлечься. В тот момент, когда она наконец замечает на ступеньках «Макдоналдса» женщину, поющую песню «Мы желаем счастья вам» под аккомпанемент магнитофона на коленях, Вера перегибается через коробку передач и целует ее в деревянные губы.

– Нет, девочка, – говорит она и смеется. – Ничего ты со мной не сделаешь.

«Да пошла ты, Вера!» – вроде бы кричит Маша, но на самом деле не произносит ни звука, инстинктивно хватаясь за ручку двери, чтобы открыть ее.

– Выходи, выходи из машины, – одной рукой Вера держит руль, а другой гладит ее по затылку. – Выпрыгивай на полном ходу. У женщин это место такое приятное, совсем не такое, как у мужчин, не замечала?