Тайное дитя - Луиза Фейн Страница 27

– Но ведь не тяжелая форма! – восклицает Элинор. – С годами у нее это пройдет?

Доктор Харгривс проводит рукой по волосам:

– Этого я не знаю. Возможно. Я пока не заметил у нее каких-либо признаков умственного повреждения. Конечно, я не экс…

– Что значит «пока»? – резко спрашивает Эдвард.

– Смотрите. – Голос врача звучит мягко, примирительно. – Есть вероятность, что у вашей малышки ничего серьезного. Мейбл вся светится радостью, но я должен быть честен с вами. Симптомы, которые вы мне описали, они… из числа нетипичных. И ее галлюцинации – эта женщина с огненными волосами… Я слышал о подобных вещах, но еще ни разу не видел у столь маленького ребенка. Что это значит и какое воздействие окажет на ее растущий мозг, наконец, каким будет окончательный исход… я сказать не могу.

Внутри Эдварда нарастает тошнота. В напрасной попытке ее заглушить он делает большой глоток вина.

Элинор крутит на пальце обручальное кольцо, глядя то на мужа, то на врача.

– Но ни у Эдварда, ни у меня нет… – она едва заставляет себя произнести ненавистное слово, – эпилепсии. То есть это не наследственное. Тогда как у нее могла развиться эта болезнь?

– Может, эпилепсия встречалась у кого-нибудь из ваших родственников – теток, дядьев, братьев, сестер, бабушек и дедушек?

Супруги энергично мотают головой, отрицая предположение врача.

– В моей семье этого точно не было, – говорит Эдвард.

– И в моей тоже! – подхватывает Элинор. – Вы же знаете, доктор, что детям свойственно придумывать себе друзей. У Роуз в детстве была невидимая подружка по имени Лавендер. – Элинор смеется, вспоминая то время. – Год или два эта Лавендер повсюду сопровождала Роуз. Кажется, сестра тогда была в возрасте Мейбл. Пожалуй, даже старше. Ей было пять или шесть.

– Да, но такие воображаемые друзья порождаются сознательным разумом. Судя по вашим рассказам, эта леди с огненными волосами появилась из ее подсознания. Сдается мне, что это, вкупе с другими симптомами, указывает на необычный тип эпилепсии. Как часто у вашей дочери имеют место эти… эпизоды?

– Не могу сказать с полной уверенностью, однако их частота нарастает. Возможно, каждый день. Дважды в день, а то и больше.

Элинор морщится. Края век заливает краска.

Доктор Харгривс кивает. Его обычная улыбка пропала. Эдвард сосредоточенно смотрит в свой бокал. Ему всегда нравился рубиновый цвет кларета. Но привычного комфортного состояния нет. Вино на его языке ощущается безвкусным, как вода.

– Хорошо, – говорит он, отставляя недопитый бокал и вскакивая на ноги. – Что мы можем сделать? На дворе – двадцатый век. Наверняка существуют какие-то средства. Я имею в виду, это нарушение не может быть неизлечимым. И оно никак не может быть эпилепсией. Мейбл никак не могла унаследовать эпилепсию. В наших семьях такая болезнь не наблюдалась. Чем бы ни являлось это нарушение, мы разгадаем загадку. Я не пожалею денег и оплачу любое необходимое лечение.

Он закуривает сигарету, протягивая портсигар и врачу, но тот отказывается.

– Согласен, есть ряд состояний, похожих на эпилепсию. Но это, боюсь, совсем из другой области медицины, о которой я имею лишь общие представления, – деликатно отвечает доктор Харгривс. – Завтра я прямо с утра напишу своему знакомому врачу. Он практикует на Харли-стрит. О нестандартных нарушениях детского ума ему известно куда больше, чем мне. У него прекрасная репутация. Настоятельно рекомендую показать Мейбл ему, и чем раньше, тем лучше. Лучше вырвать это на уровне ростка, пока болезнь не успела пустить корни. Разумеется, я напишу ему, что, учитывая ваше положение в обществе, вопрос должен решаться строго конфиденциальным образом. Можете быть уверены, профессор Хэмилтон. А до вашего визита к нему предлагаю ежедневно делать подробные записи всех симптомов. Вести, так сказать, дневник наблюдений.

Воцаряется гнетущая тишина. О чем еще говорить? Разум Эдварда находится в оцепенении. Он знает: потом там возникнет миллион вопросов, но сейчас он, словно валуном, придавлен шоком. Все усилия кажутся бессмысленными.

– Надо ли запретить Мейбл играть на открытом воздухе? – тихо спрашивает Элинор. – У нас теперь все должно происходить по-другому?

– Нет, – качает головой доктор Харгривс. – Вы очень заботливые родители. Сейчас я могу лишь посоветовать вам обратиться к лучшему специалисту в этой области. – Он смотрит на Элинор. – А вам, миссис Хэмилтон, необходимо всячески заботиться о себе. Ни в коем случае не допускайте чрезмерных волнений и беспокойств. Вы же не хотите причинить вред ребенку в вашем чреве? Рекомендую вам поскорее найти подходящую кандидатуру и сменить ту странную няню. Вид у вас совсем изможденный. Ваш муж очень просил осмотреть и вас. Он хочет убедиться, что с вами все в порядке.

– Доктор Харгривс, прошу вас, только не сейчас. Я просто устала, и только.

– Хорошо. Тогда отдыхайте, а утром я заеду вас проведать. – Он допивает кларет и, наконец улыбнувшись, пожимает Эдварду руку. – Завтра же напишу мистеру Силвертону – тому самому неврологу, о котором говорил.

– Это очень любезно с вашей стороны. Спасибо, – благодарит врача Элинор и порывается встать.

– Не надо меня провожать. Я сам найду дверь.

После ухода врача тишина в гостиной становится невыносимой. Часы на каминной полке тикают все громче. Элинор отупело смотрит в пространство.

Эпилепсия. Это слово наполняет Эдварда невыразимым ужасом. Такого попросту не может быть. Никак не может.

– Эгей! – Звонкий голос Лиззи Лейтон, донесшийся из холла, заставляет супругов подпрыгнуть. – Есть тут кто?

– Я выйду, – говорит Эдвард, замечая покрасневшие глаза и бледные щеки Элинор.

Проходя мимо, он ободряюще сжимает ей плечо.

В пустом холле стоит принаряженная, улыбающаяся Лиззи. Ее переполняет кипучая энергия, заставляя пританцовывать на месте. Эдварду такое даже не представить. Сделав над собой усилие, он нацепляет приветливую улыбку. Под мышкой соседка держит что-то, завернутое в одеяло.

– Ах, Эдвард! – Голос Лиззи чрезмерно громок, и эхо раздается по всему холлу. – Я вошла через заднюю дверь. Думала, встречу миссис Беллами, но кухня оказалась пуста.

– Должно быть, она… – Он осекается и чешет в затылке. Он потерял представление о времени. Голова гудит от усталости. – Понятия не имею.

– Не суть важно. Элинор, наверное, отдыхает? А малышка Мейбл уже спит? Конечно, ей пора спать. Вы не сердитесь, что я нагрянула в такую поздноту? Мы с Бартоном собрались к Чёрчам на ужин. – Эдвард молча слушает; Лиззи на мгновение умолкает, затем добавляет: – Как бы то ни было, я больше не захотела ждать ни дня!

Сверток в руках Лиззи отчаянно дергается, взвизгивает и скулит.

– Тише ты! – Лиззи легонько шлепает по свертку. – Весь сюрприз испортил!

Она вздыхает и разворачивает одеяло, в которое был завернут толстенький бледно-желтый щенок ретривера с черным носом и розовым языком. Он выкарабкивается из рук Лиззи, плюхается на пол и, покачиваясь, словно пьяный, бредет по холлу, обнюхивая незнакомое пространство и виляя обрубком хвоста.