Беатриче и Вергилий - Янн Мартел Страница 27

В последующие суматошные дни Генри был как никогда загружен.

«Оранжерейные лицедеи» выпускали очередной спектакль, ставший скромным пиком его актерской карьеры — в «Натане Мудром» Лессинга [19]он играл главную роль.

Более двадцати лет труппа кормила публику скабрезными фарсами, но все переменилось с приходом нового режиссера, который одним махом изничтожил вульгарность, ветреность и условность. «С какой стати отдавать весь добротный материал профессионалам? — заявил он. — Великий театр — для всех». Подлинное искусство, уверял он, проглянет и в топорной поделке, и в отполированном шедевре. Подобная теория ничего хорошего не сулила — и впрямь, случались постановки, доставлявшие больше радости актерам, нежели публике. Но что с того? Все исполнители трудились задаром, из одной любви к творчеству.

Режиссер, старый сербский эмигрант, представлявшийся югославом, являл собой коммунистический реликт, в котором жила непоколебимая вера во всеобщее равенство и благородство. Он шел к своей мечте. В любом человеке он безошибочно угадывал актера, который должен не прятаться в роли, но слиться с ней, дабы личности исполнителя и персонажа существовали воедино. «Не старайтесь понравиться, — наставлял он труппу. — Стремитесь к достоверности». Он распределял роли, невзирая на возраст, цвет кожи, акцент, фактуру и, в допустимых случаях, пол актера. Народный театр создавался из народа и для народа. Чтобы оценить, его надо было увидеть.

Под столь жестким, но справедливым руководством «Оранжерейные лицедеи» получили признание света, то есть города. Популярный развлекательный еженедельник поместил рецензию, озаглавленную «Экзальтированное любительство», регулярно откликались и другие местные средства информации. Все сходились в том, что сия хорошая и серьезная затея представляет собой социологический эксперимент. В результате подобной рекламы расширился круг зрителей — к поклонникам из числа родных и друзей добавились студенты-социологи, культурологи и филологи.

Все это происходило еще до того, как Генри появился в хорошо сформированной труппе. «Оранжерейные лицедеи» были одной из причин, по которым он не хотел покидать город. До чего ж славно на пустой сцене кружком выставить стулья и, усевшись с партнерами, разбирать пьесу! Вера, братство, радость!

Сосредоточенный на подступавшей премьере, Генри не забывал и о таксидермисте, который в своей драме хотел отразить «непоправимое злодейство», учиненное над животными.

Генри и Сара имели свой повод поразмыслить о звериных страданиях. Однажды Генри пришел домой и удивился, что Мендельсона его не встречает. Услышав, как открывается дверь, кошка всегда выходила в коридор, вопросительным знаком задрав хвост. Обычно ее сопровождал фыркающий Эразм, но сейчас и он не появился. Сара спала. Сон беременной свят, и Генри на цыпочках отправился искать Мендельсону. Под диваном, всегдашним убежищем, кошки не было. Отыскать ее помогли пятна крови возле стеллажа. Мендельсона забилась в щель между полом и нижней полкой.

— Кис-кис! Мендельсона! — шепотом позвал Генри. Кошка чуть слышно мяукнула.

Из-под стеллажа показалась ее измазанная кровью мордочка, потом окровавленная, в клочья изодранная спина — Мендельсона выползла, волоча задние лапы. Поскольку она была домашней кошкой, уличный инцидент исключался; источник увечий мог быть только один — Эразм. Генри получил ответ на свой вопрос: как уживутся кошка и собака? (Но ведь столько времени уживались, чего им делить-то?)

Последнее время Эразм вел себя немного странно. Супруги это заметили. Генри обернулся и в дальнем углу комнаты увидел пса, который явно был не в себе. Не похоже, чтобы он чувствовал свою вину и боялся наказания. С ним творилось что-то неладное. Генри трижды ласкою его позвал. Пес не подошел. Когда Генри к нему приблизился, он зарычал. Надев пальто и толстые перчатки, Генри поймал пса. Эразм яростно сопротивлялся — огрызался и лаял, чего с ним никогда не бывало. Вскрикнула проснувшаяся Сара. Генри гаркнул, чтоб она не выходила из спальни. Морда Эразма была исцарапана — видимо, Мендельсона защищалась. Полотенцем Генри завязал ему пасть и крикнул Саре, чтоб уложила кошку в сумку для перевозки.

На такси он повез животных к ветеринару. Сара тоже хотела поехать, но, учитывая ее состояние и странное поведение пса, было решено, что лучше ей остаться дома.

У Эразма диагностировали бешенство. На вопрос, как же заразился привитый пес, не ответили ни в лечебнице, ни в приюте, куда пришлось его отвезти. В больших городах есть всякого рода дикие звери, больные бешенством и даже чумой, говорили служители. Однако надлежащие санитарные меры препятствуют распространению этих болезней, и домашние питомцы, как правило, им не подвержены. Возможно, не сработала вакцина. «Не подцепил ли пес заразу в магазине таксидермиста?» — подумал Генри. Мысль нелепая, однако ж мелькнула не раз.

Клыки Эразма сломали Мендельсоне позвоночник и прокусили легкие. Чтобы избавить кошку от дикой боли, надо было ее усыпить. Ей выбрили переднюю лапу; Генри положил кошку на стол, и ветеринар воткнул шприц в лысинку. Мендельсона не сопротивлялась. Она доверяла. Едва опустился поршень шприца, как глаза ее померкли, и она ткнулась головой в стол.