Колёса - Артур Хейли Страница 26

Вместо “Уолдорф-Астории”, куда направилось руководство вместе с Ундервудом, она пошла с Тедди Ошем и Найджелом Ноксом, тоже сотрудником творческой мастерской, в небольшой ресторанчик на Третьей авеню. Направлялись они в малоизвестный, но первоклассный кабачок “Джо энд Роуз”, куда в обеденное время сходились сотрудники больших рекламных агентств, расположенных по соседству. Найджел Нокс, женоподобный молодой человек, обычно раздражал Барбару, но поскольку его работа и идеи были тоже отвергнуты, она смотрела на него сейчас с большей симпатией, чем обычно.

Тедди Ош вошел первым под выцветший красный навес ресторанчика. По дороге они почти не разговаривали. Когда их посадили за столик в маленькой задней комнате, отведенной для постоянных посетителей, Ош молча поднял три пальца, и через несколько минут перед ними в замороженных стаканах появилось три мартини.

– Я вовсе не собираюсь быть дурочкой и плакать, – сказала Барбара, – как не собираюсь и накачиваться – потом чувствуешь себя так ужасно! Но если вы оба не возражаете, немножко поднабраться я все-таки хотела бы. – И она одним духом осушила стакан мартини. – Еще один, пожалуйста.

Ош подозвал официанта.

– Еще три.

– Тедди, – сказала Барбара, – как ты, черт подери, все это терпишь?

Ош задумчиво провел рукой по лысине.

– Самое трудное – первые двадцать лет. А после, когда перед тобой уже прошел с десяток таких Джи-Пи Ундервудов…

– Скотина! – взорвался Найджел Нокс, словно пробка вылетела из бутылки. – Я пытался к нему хорошо относиться, но никак не могу.

– Ах, да заткнись ты, Найджел! – сказала Барбара.

– Просто надо все время себе напоминать, что ты получаешь хорошее жалованье и в общем-то – если не считать таких дней, как сегодня, – любишь свою работу, – продолжал Ош. – На свете просто нет более интересного дела. И я еще вам вот что скажу: как бы хорошо они ни сконструировали свой “Орион”, если машину ждет успех и она хорошо пойдет на рынке, то благодаря нам и нашей рекламе. Они это знают, и мы это знаем. Так какое значение имеет все остальное?

– Кейс Йетс-Браун имеет значение, – сказала Барбара. – А меня от него тошнит.

– “Это очень великодушно с вашей стороны, Джи-Пи, – высоким, пронзительным голосом передразнил начальство Найджел Нокс. – Чертовски великодушно! Я сейчас распластаюсь, Джи-Пи, у ваших ног, а вы соизвольте на меня плюнуть”. – Нокс хихикнул. И впервые за все утро Барбара рассмеялась.

– Кейс Йетс-Браун, – тяжелым взглядом посмотрел на них Тедди Ош, – человек, благодаря которому у меня на столе есть мясо, да и у вас тоже, так что не надо этого забывать. Я, конечно, не мог бы вести себя так, как он, – лизать задницу Ундервуду и всем прочим, делая вид, что мне это нравится, но в нашем деле кто-то должен этим заниматься. Так почему винить его за старание? Вот, к примеру, сейчас, да и в другое время, пока мы с вами творим и занимаемся любимым делом, Йетс-Браун укладывается в постель с клиентом, поглаживает его, укутывает, чтобы ему было хорошо и тепло, и говорит о нас, о том, какие мы с вами великие люди. Если бы вам довелось работать в агентстве, потерявшем клиента-автомобилестроителя, вы бы поняли, почему я рад, что есть такой Йетс-Браун.

Около них засуетился официант:

– Сегодня у нас хорошая телятина. – В “Джо энд Роуз” таких мелочей, как меню, не существовало. Барбара и Найджел Нокс кивнули.

– О'кей, с макаронами, – сказал официанту Ош. – И всем снова по мартини.

Барбара чувствовала, что напиток уже расслабил их. Как всегда во время обеда, сначала все были мрачны, потом стали утешаться, а после еще одного мартини, по всей вероятности, начнут философствовать. За те несколько лет, что Барбара работала в агентстве, она уже присутствовала на многих “поминках” такого рода: в Нью-Йорке – в местечках вроде “Джо энд Роуз”, где собирались люди, связанные с рекламой; в Детройте – в “Кокас-клубе” или в “Джимс-гараж”. Однажды в “Кокасе” она видела, как пожилой специалист по рекламе, не выдержав, вдруг разрыдался, потому что час назад плод его многомесячного труда выбросили в корзину.

– Я работал в одном агентстве, – начал Ош, – и мы потеряли клиента – автомобильную фирму. Произошло это перед самым уик-эндом, и никто из нас этого не ждал, если не считать другого агентства, которое забрало у нас клиента. Мы назвали эту пятницу “черной”. – Вспоминая былые годы, он задумчиво водил пальцем по краю бокала. – В ту пятницу к вечеру уволили сто человек. А другие и ждать не стали – сразу поняли, что делать там им больше нечего, и помчались по Мэдисон-авеню и Третьей авеню в поисках работы, чтобы успеть наняться до конца рабочего дня. Знаете, как люди перепугались! У многих были красивые дома, закладные на большие суммы, дети в колледжах. А другие агентства не любят брать неудачников – вот в чем беда. К тому же были там люди совсем пожилые, которых просто подрезало под корешок. Помню, двое пристрастились к бутылке, а один покончил с собой.

– Вы-то ведь выжили! – сказала Барбара.

– Я же был молодой. Случись такое сейчас, меня ждала бы та же участь. – Он поднял стакан. – Так что за здоровье Кейса Йетс-Брауна.

Найджел Нокс тотчас опустил стакан с наполовину выпитым мартини.

– Ну нет, это уж слишком. Я за это пить не могу.

– Извините, Тедди. – Барбара тоже отрицательно покачала головой.

– Тогда я выпью за свой тост один, – сказал Ош. И выпил.

– Вся беда с нашей рекламой, – сказала Барбара, – состоит в том, что мы предлагаем несуществующую машину выдуманным людям. – Они уже почти прикончили свои мартини, и Барбара чувствовала, что язык у нее начинает заплетаться. – Все мы знаем, что такую машину, какая изображена на рекламе, ты не купишь, даже если бы и очень хотел, потому что фотографии лгут. Снимая машину, мы используем широкоугольные линзы, чтобы кузов у машины выглядел более монументальным, и растягивающие линзы – для съемок сбоку. Даже цвет и тот выглядит у нас лучше при всех этих спреях, припудриваниях и фильтрах.

– Это трюки нашей профессии, – небрежно отмахнулся Ош.

Официант увидел, что он взмахнул рукой.

– Еще раз всем по мартини, мистер Ош? Горячее сейчас будет. Ош кивнул.

– Все равно такой машины не существует, – стояла на своем Барбара.

– Прекрасно! – Найджел Нокс шумно зааплодировал, опрокинув при этом свой пустой стакан, так что люди, сидевшие за соседним столиком, с улыбкой посмотрели на них. – А теперь скажите, кто же этот выдуманный человек, к которому обращена наша реклама.

– Дело в том, – медленно проговорила Барбара, чувствуя, с каким трудом поворачиваются у нее в мозгу мысли, – что детройтские заправилы, которые решают вопрос о рекламе, не понимают публику. Они слишком заняты – у них нет на это времени. Поэтому в большинстве своем реклама автомобиля – плод воображения одного детройтского автомобилестроителя, созданный для другого.

– Понял! – Найджел Нокс от восторга даже запрыгал на стуле. – Всем известно, что детройтские одержимые – это не люди. Лихо! Лихо!