Лица счастья. Имена любви - Юлия Лешко Страница 26

А я, честно говоря, просто рассвирепела. И, прищурив глаза на тетку, которая почему-то не заметила, насколько чище стала ее выдраенная нами (для себя – месяц планировали жить!..) хата, как светились промытые окошки, какой порядок был в кухне, а вот Иркину сигаретку раздула в мировой пожар, я сказала зловеще:

– Ничего, девчонки. Отольются ей ваши слезки, вот увидите.

Хозяйка ответила нецензурно, но нам уже было все равно.

… Немного прошло времени – дня четыре. Мы уже жили в разных домах, встречались в поле да на танцах. Мне в соседки досталась Танька!.. И вот, дружно шествуя на обед в столовую, вдруг увидели стоящую возле дороги нашу бывшую хозяйку. Выделив из толпы мою блондинистую стрижку, она дождалась приближения нашей группки. И, поймав мой ледяной от непрошедшей злости взгляд, сказала вполголоса, но так, чтобы слышали все:

– Ведьма!

Потом уже, по «сарафанному радио» мы узнали: у хозяйки случилась серьезная материальная потеря – издох кабан. Она держала его в сарае у свекрови, так что мы даже издалека не видели покойное животное. Что привело к его безвременной кончине, тоже осталось неизвестным. Для меня от всей этой истории осталось одно неприятное воспоминание: обращенный ко мне Аленин небесный взгляд, в котором ужаса и восхищения было поровну!

Я даже головой помотала: а ведь она поверила, что… Представляете, поверила!

История повторилась, когда однажды, с трепетом душевным ожидая зачета по английскому, я в сердцах пожелала нашей молодой, красивой и очень высокомерной преподавательнице NN: «Хоть бы она споткнулась бы, что ли, где-нибудь… Ну, легонечко…» Английский всегда был моим слабым местом. А незачет грозил долгоиграющими проблемами.

Преподавательница на зачет не явилась. Зато пришла девочка из деканата и сказала, что NN накануне каталась на коньках, серьезно вывихнула ногу и сейчас в гипсе. В смысле, нога. Алена как-то очень выразительно, всем корпусом повернулась ко мне, притихшей от смешанных чувств на задней парте, и я снова увидела тот же взгляд. Слово «ведьма» произнесено не было, но я его явственно услышала. Прочитала в ее лазоревых очах.

М-да. Конфликт зрел.

* * *

Созрел и взорвался, когда в нашей маленькой компашке пронеслась сенсационная весть о том, что Алена влюбилась в однокурсника. В того самого, «с острова Пасхи». Путем логики, но отнюдь не чувства я пришла к мысли, что, как ни странно, эта целлулоидная кукла оказалась права. Если уж в кого-то и можно было влюбиться у нас на курсе, то только в Него! И как же это мне самой не пришло в голову!

…Что ж, лучше поздно, чем никогда! И я, вслед за Аленой, а может, назло ей, влюбилась «туда же»…

Да, сначала – назло. А потом мне в самом деле понравился этот странный парень. Я ему – нет. Ему, кажется, вообще никто не нравился. Была у него одна любовь – футбол. Вот и все. Он хорошо учился, играл в футбол, его нечастые «выступления» в виде реплик на лекциях и ответов на семинарах были очень уместны и остроумны, он был независим и хладнокровен, влюбленных взглядов эффектно не замечал. «Чем меньше женщину мы любим…» Ясно, да? Все это было совершенно неотразимо…

И я горько плакала дома, но, наплакавшись, еще веселее смеялась на факультете – над влюбленной Аленой, в первую очередь. И вела активную партизанскую войну.

Мне просто везло! То на дружине (был такой красивый советский обычай заставлять студентов раз в месяц «дружинить» вместе с милицией в самых отдаленных от центра микрорайонах) меня поставят в одну пятерку с нашим героем. То в библиотеке с ним рядом окажусь, попрошу что-нибудь дать: ручку, там, листик… В общем, как в «Золушке» – «один знак внимания, два знака внимания…»

Кроме того, оттачивая профессиональное мастерство владения словом, я постоянно ставила Алену «на место». По малейшему поводу. Ничто не укрывалось от моего скептического взора: ни ее новая одежка, ни выступление на семинаре, ни публикация в газете. Все, что она говорила, носила, делала, подвергалось безжалостной критике. И особенно, конечно, то, что она любила Его… Ее попытки отстоять свое достоинство ловко пресекались на корню. Кроткая Алена гордо страдала, не в силах отвечать мне столь же язвительно и метко.

Я побеждала «по очкам». Но это была Пиррова победа…

Да, очки. Как же это я забыла? Я же еще и носила очки… Может, этим и объяснялось мое яростное желание выделиться каким-то другим способом?… Быть ну очень особенной?…

Долго ли, коротко ли, но наши «боевые действия» ни к чему не привели. Он оставался равнодушным.

А вот нескончаемые словесные дуэли между мной и Аленой привели к тому, что Таня, наша «главная» и любимая подруга, честно сказала мне, что больше не будет со мной дружить. Что я, конечно, умная и яркая, и все такое прочее, но зачем все это нужно, если я такая бессердечная и злая.

Мне бы одуматься… Но я только пожала плечами: что ж, у меня и без того было много подружек. И на курсе. И за курсом. Переживу!..

…Больно стало позднее. Когда остыла голова и успокоилось сердце. Хладнокровный юноша перестал занимать мои мысли, а вот потерянная дружба и, главное, моя неоправданная жестокость по отношению к маленькой Алене стали терзать меня изнутри. Стыд просто жег меня, но гордыня не позволяла просто извиниться. Я, напротив, искала и находила себе какие-то слабые, неубедительные оправдания. Долго.

Но однажды, после каникул, я все же решилась. Это был уже четвертый курс, студенчество стремительно приближалось к дипломированному финалу, в общем, надо было окончательно взрослеть и не тащить во взрослую жизнь свои юношеские грехи. История с Аленой тяготила меня, я была не в ладу с собой. Я просто измучилась. Поэтому подошла к ней и очень искренне попросила меня простить, даже, помню, заплакала. Алена молча выслушала меня, глядя в сторону. Пожала плечами и сказала, что давно простила меня.

Да, к тому времени она уже была невестой, собиралась выходить замуж за замечательного парня, того самого, что таскал за нее ведра на картошке: он был не с нашего курса, не был похож на истукана с острова Пасхи, и вообще – красивый, умный, веселый…

И все же тогда она меня не простила: а как можно простить человека, который так деятельно и талантливо отравлял ей жизнь целый год?! Целый год ее прекрасной, не повторимой юности!.. Для меня это была жестокая азартная игра, а для нее – горький опыт утраты иллюзий.

Совесть моя так долго болела, я так много думала об Алене, что в ночь, когда она рожала своего первенца, мне приснился сон, в котором моя бывшая подруга держала на руках мальчика. УЗИ в те годы не делали, и Алена все девять месяцев мечтала о дочке. А тут – мальчик…

Чтобы проверить свою интуицию, я позвонила однокурснице, и та радостно сообщила мне: «Да, родила сегодня ночью, мальчик!..»

Никита – кудрявый светловолосый мальчик, похожий на Алену… От рождения Никиты до появления на свет Пети прошло пятнадцать лет.

От нашей старой ссоры до нашей новой дружбы – двадцать.