Дар - Даниэль Глаттауэр Страница 26

В среду я встретил Мануэля из школы, на сей раз в человеческое время дня, то есть не до, а после занятий. Эсэмэской я предупредил, что у меня есть для него сюрприз.

– Можешь оставить велосипед на стоянке, а мы пока забежим поесть картошку фри с майонезом и кетчупом, – сказал я.

После этого он казался смущенным, как будто боялся, что в этом и состоял мой сюрприз. Я ел свою картошку, потому что не позавтракал, а он набросился на завернутый в плотную салатовую зелень полноценно-био-грубопомольно-соево-жизненно-важный сэндвич марки «Тетя Юлия считает это вкусным» – и это при том, что мальчик находился в процессе бурного роста. Ну да ладно, каким-то образом дети вырастают, должно быть, и при таком питании.

В драматургически подходящий момент я извлек из кармана конверт с пожертвованием – я его заранее препарировал таким образом, чтобы пара купюр выглядывала наружу, – и крайне непринужденно бросил его на стол со словами:

– Это для Махи.

Я сам себе казался при этом немного Джейми Фоксом из «Джанго освобожденного» Квентина Тарантино, с тем маленьким различием, что я никогда не был порабощенным темнокожим охотником за головами в южных штатах. Тем не менее эффект оказался ошеломительным, Мануэль однозначно сделал самые большие глаза за всю нашу общую историю общения.

Затем я рассказал ему об обстоятельствах получения денежного благословения и радостных перспективах развития в случае Паевых. Я заранее запасся несколькими свежими ежедневными газетами, и мы вместе пробежали статьи, касающиеся нашей темы. Газеты уделяли большое внимание тому факту, что анонимный благодетель вновь активизировался, и много места посвятили отчету обо всей серии пожертвований. В некоторых статьях называлось и мое имя – со снисходительной пометкой, что я – бывший репортер «Дня за днем», ныне изгнанный. Однако, к счастью, я нигде ни единой строчкой не упоминался в связи с серией пожертвований, и Мануэль тоже поначалу не заикался об этом, он был целиком сосредоточен на Махмуте и на письмах читателей.

«День за днем», кстати, использовал шестое пожертвование для массированного удара против клеветнических нападок в СМИ и пообещал разорить конкурирующую газету «Люди сегодня» в предстоящем судебном процессе.

Мне понравилось, что «Новое время» было сдержанным в отношении пожертвования и предоставило фактам говорить самим за себя. Таким образом, по моему мнению, было достигнуто гораздо более сильное воздействие, вполне соответствующее анонимности благих дел.

* * *

Потом мы ехали к семейству протестантов в Нойштифт на трамвае маршрута номер 38 и на автобусе 35-А. Мне было радостно видеть, как мальчики бросились друг другу на шею, как родители Махмута преодолели прежний страх – если судить чисто по внешнему виду, – как разгладились их лица и с каким доверием они улыбались нам на сей раз.

– Вы очень добросердечный человек, – сказала жена священника, когда я передавал ей конверт с деньгами.

– Тут вы сильно ошибаетесь. Я бы прибрал эти десять тысяч евро к рукам, но, к сожалению, все газеты раззвонили, для кого предназначены деньги, – ответил я.

Я должен был сказать что-то в этом роде, потому что слезы у меня на глазах уже нельзя было скрыть. Ненавижу трогательные сцены, если они затрагивают меня самого. Я становлюсь каким-то совсем беззащитным.

Не менее прекрасным сюрпризом было известие, что Паевы уже чуть ли не завтра могут вернуться в свою квартиру, потому что официально пошел отсчет нового рассмотрения их беженской ситуации. Это означало, что маленький Махи уже в ближайший четверг мог выйти на тренировку по баскетболу.

– В школу, впрочем, придется тоже ходить, – напомнил я ему, чтобы немного поубавить эйфорию.

В качестве маленькой благодарности за исполнение нашей миссии нас в конце концов заставили есть манты – блюдо, которое госпожа Паева приготовила, по ее словам, по чеченскому рецепту. То были, судя по вкусу, карманчики из теста, начиненные карманчиками из теста, которые, в свою очередь, тоже были начинены карманчиками из теста – по принципу матрешки. Теперь я понял, почему семья ни за что не хотела возвращаться на Кавказ. Кроме того, мой желудок был еще наполнен жирной картошкой фри. Но зато потом священник выставил свой самодельный грушевый шнапс.