Удочеряя Америку - Энн Тайлер Страница 26

Почему Зиба попросту не отмахнется от слов Битси? Почему так восприимчива к ее критике? Надо бы, наверное, обзавестись друзьями-иранцами. Сколько можно подлаживаться, пытаясь соответствовать!

Он услышал, как на том конце стола Брэд говорит тетушке Азре: он, мол, ей завидует. «Завидуете?» – осторожно переспросила Азра. Сэми понимал: она повторила слово, потому что не уверена в его значении, однако Брэд принял это за возражение и сказал:

– Нет, в самом деле! Однозначно! Скоро – и этот день недалек – эмигранты сделаются в этой стране элитой. Они не обременены чувством вины. Их предки не крали землю у коренных американцев, никогда не владели рабами. Их совести совершенны чисты.

Тетушка Азра таращилась на собеседника в немом изумлении. «Совести» во множественном числе добили ее, предположил Сами. Если бы Зиба так не расстроилась, она бы уже приставала к нему насчет последней порции кебаба. Сами оттолкнул стул и встал.

– Освободите место на столе! Несу последнюю порцию! – объявил он и двинулся на кухню, где наткнулся на Битси. Та стояла на коленях у детского столика, возле Джин-Хо.

– Лапонька! – взывала она. – Хочешь прилечь?

Джин-Хо покачала головой. Сьюзен, сидевшая рядом с ней, заглядывала подруге в лицо почти с комической озабоченностью.

И вдруг Битси охнула и уставилась на стакан Джин-Хо, пустой, лишь ледяные кубики остались на дне.

– Ты пила газировку! – воскликнула она.

Джин-Хо выпятила нижнюю губу и завертела головой.

– Что ж, тогда и удивляться нечему, – сказала Битси. – Конечно, животик заболел! Боже мой!

– Полегче с ней, Битси! – не выдержал Сами.

Битси развернулась к нему, глянула снизу вверх.

Его словно в голову ударило – радостная ярость поднималась изнутри.

– Можете хоть на минуту сделать передышку?

– Вы о чем?

– Вечно докапываетесь – газировка, рафинированный сахар, работающие матери, ясли…

– Ничего не понимаю! – Битси поднялась, вцепившись в спинку стула, на котором сидела Джин-Хо. – Я в чем-то не права?

– Во всем не правы. Вам бы следовало извиниться перед моей женой.

– Извиниться… перед Зибой? Ничего не понимаю.

– Так подумайте! – посоветовал он, протиснулся мимо нее и двинулся к задней двери.

Сзади, очень тихо, позвала Сьюзен:

– Папа? Битси – плохая?

– Уф! – выдохнул он. Остановился, оглянулся на девочку – бровки ее приподнялись двумя тревожными черточками, встали домиком. – Нет, Сузиджан, не беспокойся. Это просто я раздражителен.

И лишь прокрутив в уме слово, означающее «раздражителен» – то есть «с быстрым норовом», буквально, – он осознал, что они говорили на фарси. Это было потрясение – но почему-то приятное. Сами с торжеством оглянулся на Битси – она так и цеплялась за стул Джин-Хо, уставившись на него, – и вышел во двор.

Кебабы давно пережарились. Кусочки баранины еще возможно было спасти, но курица выглядела словно старая кожа. С помощью прихватки для кастрюли Сами один за другим переложил шампуры на блюдо, а потом снял решетку и пошевелил угли щипцами. Сердцебиение понемногу успокаивалось. Ярость улеглась, и он чувствовал себя немножко глупо.

Щелкнула задняя дверь, и Сами обернулся навстречу Брэду. В футболке «Ориолз» ^[4] и болтающихся шортах Брэд выглядел помятым, неухоженным. Остановился в полуметре, похлопал себя по голове, отгоняя гудящее насекомое. Заговорил:

– Как тут дела?

– Все в порядке, – ответил Сами и снова обернулся к грилю. Потыкал щипцами в угли.

– Кажется, у нас тут недоразумение вышло, – сказал Брэд.

Сами пошевелил еще один уголек. Потом произнес:

– У нас не было никакого недоразумения.

– Ладно, – сказал Брэд. – Объяснить-то, что к чему, можно?

– У нас, – повторил Сами, – все было хорошо. Пока ваша жена не принялась за свое и не обидела мою жену.

– Как именно она это сделала?

Сами оглянулся на Брэда:

– И вы еще спрашиваете?

– Да, спрашиваю, мой друг.

– Вы сидели за тем же столом, вы слышали, как она по косточкам разбирала воспитание нашего ребенка, видели, как она испортила праздник…

– Испортила?.. Да ну, Сами! – сказал Брэд. – Конечно, порой Битси бывает слишком настойчивой…

– Точнее сказать – назойливой, – перебил Сами.

– Постой, постой…

– Назойливой, самоуверенной, и высокомерной, и… назойливой, – повторил Сами. – Давит и давит.

В порядке демонстрации он шагнул вперед и ладонью надавил на футболку Брэда. Грудь Брэда была податлива, словно губка, почти как женская. От этого Сами захотелось толкнуть его снова, сильнее, и он так и сделал.

– Придержи коней! – сказал Брэд и толкнул его в ответ, но без азарта.

Сами уронил щипцы, обеими руками вцепился в Брэда и попытался боднуть его головой в живот, а Брэд принялся драть ему волосы, и ринулся на него, и сбил Сами с ног, спасибо, не на гриль, и шлепнулся, задыхаясь, сверху. Мгновение они так и лежали, не очень-то понимая, что дальше делать. У Сами кружилась голова, он никак не мог отдышаться. С заднего крыльца слышался высокий и тонкий звук, испуганные женские крики, тут фарси не отличишь от английского. Гости хлынули на ступеньки.

Брэд скатился с Сами, поднялся на ноги и утер лицо рукавом. Сами сел, потом встал. Согнулся, отпыхиваясь, потряс головой, надеясь, что в ней прояснится.

Следовало бы устыдиться. Почувствовать себя униженным: все видели схватку. А он почему-то ликовал. Не мог удержать серьезное выражение лица, когда посмотрел на гостей, застывших от ужаса. Дети онемели, у мужчин челюсти отвисли, женщины обеими ладонями обхватили щеки. Он обернулся к Брэду и увидел, что тот улыбается, и они обнялись. Хлопая Брэда по широкой влажной спине, отплясывая с ним неуклюжий танец по двору, Сами подумал, что родственникам они видятся персонажами какого-то сериала – два нелепых, чокнутых американца, самые настоящие американские кореша.