Храпешко - Эрмис Лафазановский Страница 26
Храпешко - Эрмис Лафазановский читать онлайн бесплатно
Так все шло, пока не случилось то, что должно было случиться.
— Я уезжаю к себе! — сказал однажды Храпешко.
В ушах Мандалины эта фраза звучала как далекий шум морских волн, бьющихся о скалу. Слушая эти слова Храпешко, которые он постоянно повторял, Мандалина маленькой кисточкой раскрашивала золотой краской нескольких стеклянных бенгальских тигров.
— Говорю тебе, я уезжаю домой, — сказал Храпешко, лицо которого было уже довольно сильно покрыто морщинами от забот, которые влекли его домой.
Мандалина выпрямилась, вытерла руки о пестрый передник, распустила волосы, которые до этого были собраны в хвост, села на соседний стул и поглядела Храпешко в глаза. В руках она держала кисточку, на которой постепенно высыхала золотая краска.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас. Если я не уеду, то помру.
Тут начался небольшой спор, который понемногу становился все труднее и труднее, во время которого Мандалина настаивала на том, что Храпешко никогда ничего не говорил об этом доме, никогда не высказывал такого желания, да и в сущности не планировал возвращаться. И теперь, когда дела у них пошли на лад, он вдруг вываливает перед ней свою прихоть как грязную одежду. Аргументы Храпешко состояли в том, что на самом деле он хочет посмотреть, не могут ли они расширить свой бизнес в других частях Юго-Восточной Европы, к примеру сказать, в Скопье. На это она начала, смеяться, напоминая ему, что там, дома, куда он хочет вернуться, не только, как говорили римляне, живут львы, но, как он сам говорил, никто не умирает от старости или болезни, а только в кровавом и неравном бою. И что это несерьезно, надеяться там заняться какой бы то ни было торговлей, в таких условиях. Поэтому будет лучше, если он откроет ей истинные причины, по которым он хочет уехать и не хочет оставаться здесь, и скажет, собирается ли он вернуться или нет?
Между тем и у Храпешко, и у Мандалины глаза наполнились слезами. Отто, который пришел, чтобы посмотреть, как идут дела, увидел все это и хотел помочь разрешить ситуацию, спросив, что случилось. Но в этот момент кисть из рук Мандалины упала на кучу бутылок с красками, а она по инерции, желая поймать кисточку, их толкнула. Они упали и разбились на тысячи осколков. Она наклонилась, и Храпешко тоже… Они то и дело касались рук друг друга, собирая осколки, но ничего не сказали.
Только Отто сказал, узнав, в чем дело, что он с первого дня, когда увидел Храпешко, ожидал чего-то подобного и что тут нечего запрещать, а надо принудительно лечить. Тут Храпешко поднялся на ноги и сказал снова.
— Я еду домой.
— Поезжай!
Когда Храпешко приехал домой, на нем были темно-синие очки.
Его жена.
Она ждала его, как ждут наши женщины — пожизненно, хотя за все эти годы после одного краткого известия, переданного ей устно, что он утонул в Адриатическом море, у нее поседели волосы.
Ее звали Гулабия.
А как по-другому ее могли звать, и какое имя на самом деле могло стоять рядом с именем Храпешко?
Когда она увидела его, она сняла платок, расплела волосы и заплакала. Храпешко вошел в дом, внес несколько больших деревянных чемоданов, снял свои очки и принялся утешать ее. Взял на руки шестилетнего ребенка.
Бридана, который его не помнил.
За весь День они не обмолвились ни словом — ни он, ни Гулабия, ни ребенок, пораженный этим странным событием.
Только ближе к вечеру, когда в маленьком домике на окраине Скопье начали собираться соседи, они оба, Гулабия и Храпешко, заплакали.
И проплакали всю ночь, пока слезы у них совсем не кончились.
Вот что Храпешко рассказал всем о том, что он увидел на белом свете.
Он видел бесчисленные царства, отгороженные друг от друга горами, такими высокими, что орлу не перелететь, а вершины их круглый год покрыты снегом. С гор стекают реки, такие холодные, что если напиться из них воды, то зубы выпадают от холода.
— Я видел лес с такими высокими деревьями, что их вершины доходят до неба, и никому никогда не удавалось долезть до верха, чтобы посмотреть, что там есть. Видел красивые и высокие церкви в городах и селах, достигающие до неба…
— Ух ты, ничего себе, — сказал один из слушателей, — да там все достигает небес…
— …а окна в них украшены разноцветными картинками. Люди там скромные и работящие, и каждый занимается своим делом…
— А соседи у тех людей есть?
— …коровы там толще наших трех и вместо молока дают масло толщиной в мой палец, а лошади у них с наш дом, а на ногах у них мех.
Женщины по вечерам курят табак…
— Срам какой!
— …женщины там кроткие и домовитые, все русые, как русские, у них и волосы и глаза русые (!)…
— А они богатые?
— …богатства там сколько душе угодно! Только нагибайся и подбирай.
— Ну, наши, как известно, знатные подбиральщики.
Он продолжал рассказывать, что зимы очень долгие и что снега там — конца-края не видать, и тогда люди развлекаются так: привязывают к ногам две толстые доски, одну к левой ноге, а другую к правой, а потом поднимаются на гору повыше и спускаются на досках вниз, удерживаясь иногда с помощью палок, попеременно втыкая их с обеих сторон. Скорость, которой они достигают, спускаясь с гор в долины, — как у доброго коня, который, запыхавшись, скачет по горам в Мариово. И что самое странное: в этом катании участвуют взрослые люди и даже женщины и при этом все смеются. Доходит до того, что в воскресенье утром люди, живущие высоко в горах, едут в церковь, спускаясь по крутым склонам с помощью этих досок. А потом вечером возвращаются в железных санках на таких же досках, которые везут толстозадые лошади, а в санях сидят богатые господа и дамы.
— Мать твою, нам такое и в голову не пришло бы.
— А ремесло выучил?
— Выучил, выучил…
— Какое?
— Выдувальщика…
В тот же миг, люди повставали и с восхищением загомонили об этом великом царстве, потому что им было непонятно, о каком ремесле идет речь. Храпешко и сам не знал точно, как им объяснить, хотя в мыслях еще перед возвращением спрашивал себя, как рассказать своим, чтобы его поняли. Потом его стали расспрашивать, что это за ремесло такое, и он начал подробно объяснять, что он делает кувшины и стаканы. Только из стекла. Стеклянные.
Когда он это сказал, некоторые из слушателей встали и собрались уходить, а другие вытаращили глаза… а ведь мог выучиться на седельщика или ювелира или еще кого-нибудь в этом роде… и не понимали, на что им стеклянные кувшины, когда можно пить и из глиняных.
Потом некоторые стали спрашивать его, пока Гулабия, гордая его рассказами, готовила что-то во дворе, чтобы показать, что она не интересуется мужскими разговорами, собирается ли он заниматься этим своим ремеслом здесь, хотя и сомневались, что оно тут понадобится. Этот вопрос был очень деликатным, так как, кроме своего прямого значения, у него был и другой смысл, связанный с тем, вернется ли он обратно в страну, из которой приехал, или останется здесь навсегда.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments