Секрет моей матери - Никола Скотт Страница 26

После того как миссис Бакстер ушла, я еще долго сидела на нижней ступеньке, чувствуя, как расползается вокруг тишина и усиливается мое одиночество. Моя недавняя вспышка, шок и паника постепенно отступали, оставляя после себя такую пустоту, что я не могла заставить себя подняться по ступенькам и лечь в постель в своей комнате. Медленно прислонившись к стене, я коснулась ее щекой, чуть ниже перил, и закрыла глаза. Слайд-шоу исковерканных фрагментов закончилось, сменившись обыкновенным фоновым шумом, и я позволила своим мыслям вернуться к Фиби Робертс, представить себе ее лицо, на котором застыли горе и сожаление, когда я на нее накинулась. Она была моей сестрой. Моей второй половинкой. И вместе с тем — чужой. Такой же чужой, как и отец. И мать.

В прихожей стало темно и тихо, только дедушкины часы отсчитывали секунды. Я выпрямилась, потом снова обмякла и положила куртку рядом с собой. Нет, мне нельзя спать, вдруг позвонит миссис Бакстер… С отцом все будет в порядке. Там Джаспер и…

Я снова прислонилась к стене, прильнув щекой к маленькой выемке. Было всего семь часов вечера, но дождевые тучи висели так низко, что в доме стало очень темно. Тишину снаружи нарушали звуки, издаваемые проносившимися время от времени машинами. Ветер швырял на стекла брызги дождя. Не спи, Эдди. Жди… — сказала я себе.

И уснула.

Хартленд, 28 июля 1958 года

Сегодня мы были у моря! В жизни не видела ничего великолепнее. Это было совершенно не похоже на наш семейный отдых, во время которого всегда было как-то сыро, дождливо и неуютно; отец сидел в пляжном кресле — в брюках, рубашке с воротником и галстуке, а мама водила меня есть мороженое. Сегодня же было просто чудесно — весело и легко, думаю, как и все, что делает семья Шоу. Я очень старалась держать себя в руках, точнее, не впадать в экстаз, если уж быть честной до конца, а с кем еще я могу быть честной, как не сама с собой? Но, думаю, маме не понравилось бы, если бы я грустила здесь, у моря, где так красиво и солнечно.

Прежде чем мы поехали к морю, Гарри несколько раз удалось убедить меня поплавать в озере за фруктовым садом. Оно совсем небольшое, и мне было очень неприятно, когда водоросли цеплялись за мои ноги, вязнущие в илистом грунте, пока я пыталась выплыть на середину, где хоть немного глубже. Возможно, именно илистый грунт разбудил мои воспоминания…

Гарри отличается удивительным терпением и тактичностью. Шоу не хотели ехать к морю, не убедившись в том, что я умею держаться на воде, и я очень старалась их не задерживать. В конце концов поехали не все, только Гарри, Джон и я, а еще Беатрис и друг Джона, Уилл, со своей девушкой Фелисити. Им удалось избавиться от общества ужасного Берта.

Проснувшись от стука гальки о стекло, я вскочила и увидела, что все стоят внизу и машут мне руками, предлагая спуститься. Я подумала, что они хотят, чтобы я выбралась через окно, и соскользнула вниз, держась за глицинию, чем едва не довела всех до истерики: с их точки зрения, я вполне могла бы спуститься по ступенькам.

Мы прокрались к гаражу, возле которого Уилл припарковал свой новый автомобиль, и когда свернули на дорогу, по которой я приехала сюда с отцом всего неделю назад, солнце уже ярко светило и окрестности начинали просыпаться. Сельский ландшафт показался мне в то утро просто удивительным, а когда мы приблизились к морю настолько, что почувствовали в воздухе соленый запах (все было именно так, как и говорила мне мама), я услышала шум ветра и крики чаек, а еще плеск волн.

Мы заехали за лодкой в Тайдфорд Кросс, где Гарри и Джон оставили ее несколько дней назад. Это была чудесная рыбацкая деревушка, словно нарисованная на картинке. Там были пабы и лотки с мороженым, маленькие хозяйственные магазинчики и крошечная пекарня, где мы купили несколько свежих булочек, которыми пополнили свои запасы, лежавшие в корзинке для пикника. Уилл нес ее, а девушки — одеяла и зонты. А потом всем нам захотелось мороженого — отметить начало чудесного дня, и Джон стал стучаться в дверь лачуги с закрытыми ставнями, пока мы наконец не получили желаемое. Мы съели мороженое прямо там, в гавани, и наконец направились к лодке.

Мы с Гарри шли рядом. Я смотрела на лодки и волнорезы, защищавшие их, и тропы контрабандистов, протянувшиеся вдоль побережья до самого Корнуолла. А оглянувшись в сторону деревни, можно было увидеть ряды красных и серых крыш, таких чудесных в лучах утреннего солнца. Фелисити захотела снять нас своим новым фотоаппаратом, и мы, смеясь, стали позировать ей на краю волнореза. Солнце было уже высоко. Мы вспотели и были в отличном настроении, даже несмотря на то, что фотоаппарат чуть не упал в воду, а потом и Беатрис чуть не свалилась следом, пытаясь его поймать.

Наконец мы поплыли вдоль побережья. Думаю, я никогда не забуду этот день. Мне еще не доводилось видеть такого чистого, синего, чудесного неба; под ним плескалось бескрайнее море, а мы, такие крошечные, покачивались в лодке между ними. Здесь было так просторно и светло, что мне казалось, будто мое сердце вот-вот взорвется от восторга. Как могут люди жить в таком месте, как Лимпсфилд, в таком доме, как наш, с темными и узкими коридорами, крутыми лестницами, мрачной кухней и маленькими комнатками? Как я смогу вернуться туда и стоять в очереди за миссис Фарнхэм, ожидая, когда мне продадут кости и куриные лапки, чтобы я могла сварить маме бульон — этот дурацкий бульон, который никогда не вернет ей силы! — в то время как можно есть клубничное мороженое на морском берегу и стремительно плыть в лодке? Разве может моя мама умирать? Ведь жизнь такая удивительная…

Я изнывала от желания вернуться домой и рассказать ей об этом, рассказать, как мы летели по волнам. Я все время просила Джона плыть быстрее, еще быстрее, а он смеялся надо мной, но увеличивал скорость, пока не раздался крик Гарри и мы не поняли, что слишком уж спешим. Но даже после этого Джон продолжал набирать скорость, и вдруг с моей головы слетела шляпка и упала в воду. Я вскрикнула, вспомнив о том, что привезла с собой очень мало вещей. Джон развернул лодку по широкой дуге, обрызгав нас морской водой, и мы поплыли обратно, туда, где на волнах покачивалась моя шляпка. Потом — записывая это, я краснею от стыда и в то же время хихикаю, словно глупый ребенок, — Джон снял рубашку и нырнул, подплыл к моей шляпке, схватил ее и бросил в лодку. Когда он забрался обратно в лодку, все завопили, потому что он всех обрызгал, а я не знала, куда девать глаза.

И только значительно позже, когда мы причалили в небольшой бухте и устроили пикник, я смогла найти в себе силы поблагодарить Джона. А он в ответ рассмеялся и сказал, что такой красивой девушке, как я, никак нельзя без красивой шляпы. Это было очень глупо и не понравилось Гарри.

Мы сидели в купальных костюмах на подстилках. Вчера вечером я очень нервничала по поводу того, что надену и как буду выглядеть. Джанет нашла для меня купальник, но он был слишком открытый, и мне казалось, что он вот-вот с меня свалится. Я заикалась от волнения. Джанет была очень добра, но я знала, что, конечно же, не смогу надеть этот купальник. Увидев меня в нем, мой отец сошел бы с ума. После долгих поисков Джанет наконец отыскала то, что назвала «более старомодным». Купальник был темно-синий, со скромной юбкой, прикрывавшей бедра. Но когда мы оказались на пляже и Фелисити с Беатрис продемонстрировали свои смелые купальные костюмы, я вдруг ощутила острый укол зависти. В больших солнцезащитных очках и модных шляпках, с идеальным макияжем, девушки выглядели просто потрясающе, и я пожалела о том, что у меня нет такого же купальника и солнцезащитных очков, что я постоянно прячусь в розарии, чтобы почитать стихи, и ношу скромную юбку. Но в конце концов я приободрилась: все-таки мы были на море.