Мистер Пропер, веселей! - Василий Богданов Страница 26

Теперь трудно поверить в то, что когда-то, приблизительно через год после свадьбы, ещё до рождения дочери, у Николая Ивановича и Анны Геннадьевны случился разлад.

Они проснулись утром выходного дня и продолжали лежать, отвернувшись в разные стороны: каждый лицом к своей прикроватной тумбочке. Изучая рисунок обоев, Н. И. рассчитывал на то, что жена ещё спит, и старался ровно дышать, опасаясь потревожить её сон. Анна Геннадьевна тоже боялась разбудить мужа. У неё затекла рука, но она не предпринимала никаких попыток изменить положение тела. Каждый внезапно понял, что ему остро необходимо личное пространство и что он чувствует себя свободным от супружеской жизни исключительно до тех пор, пока другой спит.

Через полчаса по едва заметному изменению ритма дыхания Николая Ивановича Анна Геннадьевна догадалась, что он проснулся. Николай Иванович, в свою очередь, услыхав, как шевельнулась супруга, тоже понял, что сон покинул её. После этого им не оставалось ничего иного, кроме как, повернувшись лицом друг к другу, обменяться поцелуями, пресными, словно диетические хлебцы.

«Он больше не любит меня», – подумала про себя Анна Геннадьевна.

«Она больше не хочет меня», – рассудил Н. И.

Они продолжали лежать ещё несколько минут на спине, как игрушечные солдаты в коробке – глаза открыты, руки по швам. Мысли их текли, не пересекаясь.

«Он больше не любит меня, – размышляла Анна Геннадьевна со свойственным ей почти что мужским спокойствием и тут же поправлялась, – то есть любит, конечно, но не так, как хотелось бы мне. Нет в нём искры и восторга, откровенного восхищения мною, какие существовали вначале! Но, согласись, – обращалась она к себе, – нельзя через год требовать от мужчины того, что он давал тебе в первые дни знакомства! Тогда ты была для него словно новый наркотик, и весь тот блеск в его серых глазах можно смело списать на счёт химии юного организма! Ты прекрасно осознавала это, кстати сказать, когда выбирала себе в спутники мужчину, который на десять лет моложе тебя. Его молодость, неопытность и непосредственность стали уже твоим наркотиком, вскружили тебе голову, а теперь – здравствуй, похмелье. Действие дурмана кончилось. И вот мы, как два наркомана, переживающие состояние ломки, вынуждены силою одного только разума убеждать себя, что жизнь и без дурмана прекрасна, что стоит быть вместе и безо всякой химии, просто потому что оба мы порядочные люди с развитым чувством здравого смысла и хотим завести детей. Но к чему тогда секс, не преследующий цели деторождения? Оргазм мне совершенно неинтересен; его я вполне могу достигнуть и без помощи мужчины, поэтому когда муж стремится доставить мне удовлетворение, его действия – суть раздражающий фактор, который хочется немедленно устранить, воскликнув: «Прекрати, дорогой, я сама!»

Внутренний монолог в голове Николая Ивановича развивался совершенно иным образом: «Она больше не хочет меня – начнём с этого, – задал он себе отправную точку. – Когда мы только стали встречаться, она готова была проглотить меня целиком – ей постоянно хотелось и притом немедленно, не нужно было добираться до постылой кровати, мы могли делать это в прихожей, на кухне, в ванной, могли и в подъезде, если не было сил терпеть, в студенческой аудитории, у неё в офисе, в примерочной кабинке – везде, где только настигал нас зуд. Её раскованность, её безумство в постели, её искушённость и сексуальный опыт, никак не соответствовавшие холодности и строгости внешнего вида, кружили мне голову! Мои ровесницы не имели и половины той страсти! Я был влюблён только в неё и способен на безрассудства! Теперь не то, теперь она остыла ко мне, что, впрочем, естественно – ведь страсть не может быть вечной. Но я по-прежнему люблю её, только любовь моя проявляется уже не в преувеличенных восторгах, не в словах, а в том, что я не способен её предать, не способен причинить ей боль и страдание, не способен связать себя с другой женщиной пусть мимолётной и легкомысленной интрижкой. Я весь её – в этом моя любовь».

– Нам, нам надо сходить к врачу, друг мой, да, – заявила наконец Анна Геннадьевна.

– К врачу?! – воскликнул Н. И.

Как и большинство мужчин, он испытывал ужас перед любым медицинским вмешательством и, услышав слово «врач», отчего-то вообразил себе хирурга в резиновых перчатках, залитых кровью.

– К психотерапевту, – поправилась Анна Геннадьевна.

Тогда на месте хирурга ему представился дотошный старичок в очках и с козлиной бородкой, не вызывавший симпатий.