Розовый дельфин - Роман Коробенков Страница 26

– Вы же разумные. Как вы могли? – взвился я вскоре, пройдя путь от восьми миллиардов людей до одного-единственного человека на плоскости под названием Гуннул.

У меня отняли даже мою планету.

– Не надо будить чертей в озере, название которого – твое имя, – испуганно отстранилась моя женщина, тревожно моргая теплым взглядом в мою сторону.

– Не могу уложить это в свою голову. Мы ведь похожи, так или иначе…

– Мы – представители высшей расы, – отозвалась Алиса, помолчав почти вечность. – Так считают наши… они…

– Вы похожи на нас! – убежденно крикнул я.

– Нет, – с виноватой улыбкой опровергла Алиса. – Или мы похожи, как у вас похожи рыбы. На самом деле мы не похожи, мы… сильнее гораздо. И мы принципиально разные. На моей планете мало света, тут чаще темно. При этом в темноте я вижу гораздо лучше, чем при свете, а при свете так же примерно, как ты. По технологиям мы обходим вас на пятьсот лет, наша образовательная система эффективнее и быстрее в несколько раз. Но мы недооценили тебя, мы недооценили ваш мир. – Она беспомощно всплеснула руками. – Вся его сложная система оказалась живым существом, вы – лишь мелкие частицы этой большой жизни. Сила, которую мы забрали, как мы думали, напрочь, сконцентрировалась в тебе. Воистину это вселенский размах, его оказалось достаточно, чтобы случилось невозможное, чтобы был зачат ребенок.

– Я не чувствую особой силы, – отозвался я.

– Прошло столько времени… Слишком много, потому и незаметно.

– Тем не менее.

– А что ты хотел чувствовать? Крылья или, может, хвост? Тебе мало чудес?

– Много, – признался я.

– Знаешь, почему умерли дельфины? – продолжила Алиса. – Они первые почувствовали нас и первые начали отдавать вам свои жизни. Они делали людей сильнее, в твоей крови течет и неутомимая густая сильная кровь прекрасных животных. Они, кстати, похожи на вас.

Следующие заседания я смотрел с большой тревогой. Внимательно вглядывался в зубастые лица гуннулов, так как понять эмоции прочих было невозможно. Я несколько раз прогнал линзу взад-вперед, она, как выяснилось, легко поддавалась манипуляциям, показывая любой фрагмент в любой точке, приближай ты ее или мечись влево-вправо. Все рты гуннулов до одного были сомкнуты в те дни. Я с ужасом констатировал это, потому что такое мне еще не встречалось. Скалящихся не было, теперь все они выглядели недобрыми, их широкие глаза туманились острым внутренним рассуждением. Хищники…

Я перестал пить пиво и не просил Алису принести земного вина. Мне нужна была ясная голова. Я чувствовал всем одеревеневшим существом, что теперь мне более чем необходим трезвый рассудок.

Прошло несколько дней. Я умеренно ел и пил только местную воду, чтобы ничто, не дай бог, не отвлекло разум от размышления, цена которому казалась неопределимой.

У Алисы появился живот, он был осязаем.

Массированные потоки тепла и трассирующих эмоций наполнили все шесть продолговатых зал, которые полнились нами и множеством коробочек.

Я хорошо выспался, чтобы еще больше быть уверенным, что правильно толкую то, что наблюдал и что сводил с собственными решениями.

Меня умилял наш союз, я много размышлял на эту тему. Люди и их отношения, особенно отношения полов, всегда напоминали мне слепые аварии космических тел или скоростных аппаратов, неосторожно столкнувшихся в пустоте космоса, как и при крушении на дороге. Они сходились нос к носу на полной скорости, двигаясь противоположно, и бог знает, что из этого получалось. Так продолжалось всю длительную историю забавного человечества. Что уж говорить о том, когда вдруг, как стало в моей жизни, нос к носу столкнулись два космоса – наотмашь и с размаху, вдребезги и сокрушительно.

Последний раз я уделил время линзе, вдумчиво вникнув в каждое мгновение дурной мизансцены. Казалось, время замедлилось, казалось, все говорили предельно растянуто, и я жадно ловил каждый вздох-эмоцию-миг.

В тот день много говорила Алиса, она излучала эмоциональность, а ее прическа-скорпион щерилась в агрессии. Она была чуть наклонена влево, вложившись в удар хвоста, что правой стороной будто сек вялые попытки противников, а ими зала была наполнена, точно бассейн водой. Некоторые почти зевали, никто не спорил. Будто решение было уже принято, оно зыбко материализовывалось в воздухе, пристрастность растворилась в извечном стоке концентрированного равнодушия, и в конце концов моя прекрасная гуннулка покинула трибуну. На ней был серебристый костюм в мелкую ячейку, шустрые желваки пускали жесткую рябь по достопримечательному лицу моей хищницы, при всем этом она выглядела растерянной. Моя женщина слышала в этом вязком спокойствии недоброе, притаившееся за ножками кресел, тонко хихикающее из каждого глаза, гадко щурящееся из взъерошенных гор.

В тот день она вернулась, а на крыльце никого не оказалось. Охранники пропали в обед, не сменившись никем, вслед за ними исчез корабль-соглядатай, а мой проклятый браслет вдруг стал предельно молочным, растеряв прозрачность.

– Алиса?.. – спросил я зачем-то, всматриваясь в ее черты, когда мы столкнулись у самого входа. Я заметил, как растерянность тут же скрылась в области ее заостренных ушей, скорпион симпатично рассыпался в волны волос.

– Алиса, – подтвердила Алиса, улыбаясь мне виновато.

Я натянул перчатку таким образом, что браслет оказался на ней, не соприкасаясь с кожей. Затем я вынул из-за спины пистолет, про который словно на время забыл, а минуту назад раскопал в скомканной гуще предметов коляски. Я помнил о нем все время, но заставлял себя не помнить, думал о чем угодно, лишь бы не плеснуть в чьи-то страждущие взгляды и слух информацию об этом глупом земном и древнем предмете.

Я наставил пистолет на Алису.

– Ты забыла о нем? – Лицо мое застыло в страшной гримасе. – Несколько сотен лет он ждал…

– Я – мать твоего ребенка, – изумленно напомнила она, загнав мелкий страх глубоко в уголки глаз и не сделав ни шагу назад.

– Но ты – убийца планеты, – процедил я холодно, упоительно гордясь ею. – Моей планеты. И ты должна, – подчеркнул я, – это исправить.

– Тогда стреляй. – Алиса не была в настроении усложнять, в последнее время она даже чаще выглядела земной. Ее абсолютно земные руки сошлись на выпуклом животе, в котором готовились к сложной жизни мои явно не простые дети.

Я понял, что не выстрелю, спустя еще секунду. Я знал, как по-настоящему выглядит Алиса. Эта смотрелась, по крайней мере, эксцентрично, но я привык к ней, и она – моя до мозга костей, что бы там ни было и как бы ни получилось. Я знал, что она любит меня и больше жизни любит наших стремительно растущих детей, но бывают решения, которые от нас не зависят, чаще всего они могут вообще ни от кого не зависеть, – так история сумасбродно плетет свое пестрое полотно. Но история историей, а я должен был точно знать, что мы победим, что наша маленькая история завершится так, как не хотели наши недруги. Они хотели убить нас, лишить возможности просто быть, и я не мог им этого позволить.